Почувствовав, как ледяной ветер прошивает мой пуховик, я вжал голову в плечи. Сугуха подняла глаза к чёрному ночному небу и сказала:
— Ой… снег.
— Ага…
Да, сверху на меня опустилась пара крупных снежинок. Секунду я колебался, не взять ли такси. Но тогда мне пришлось бы сначала его вызвать, потом идти к главной дороге, где меня бы подобрали; так что быстрее выйдет просто воспользоваться великом.
— Будь осторожен. …И передавай Асуне привет.
— Ага. В следующий раз я вас познакомлю как положено.
Помахав на прощание Сугухе, я взгромоздился на свой горный велосипед и начал крутить педали.
Вытряхнув из головы все мысли и разогнав велик на полную, я летел через южную Сайтаму. Снегопад постепенно усиливался, но снег, слава богу, не скапливался, и малое количество машин на дороге тоже было очень кстати.
Я хотел добраться к Асуне в больницу как можно скорее — и в то же время часть меня боялась того, что я могу там увидеть. За последние два месяца я приходил в ту палату через день, всякий раз ощущая горький вкус разочарования. С мыслью, не превратится ли она вообще в ледяную статую, я держал Асуну, тихую, пленённую внутри своего сна, за руку. Я звал и звал её по имени, хоть мои слова и не могли её достичь.
Сейчас, несясь по дороге, знакомой до последней выбоины, я не мог отделаться от ощущения, что всё это: что я нашёл её в королевстве фей, что победил фальшивого короля, что освободил её от цепей, — всё это лишь моя фантазия.
Вот я через несколько минут войду к ней в палату — а Асуна не проснулась.
Её душа больше не в Альвхейме, но и в реальность она не вернулась — снова исчезла где-то ещё, в другом каком-то незнакомом месте.
Меня продрало холодом — и вовсе не только из-за снега, врезающегося мне в лицо посреди ночи. Нет, такого просто не может быть. Система, управляющая миром под названием «реальность», не может быть настолько жестокой.
Я продолжал крутить педали, а мои мысли продолжали извиваться и перепутываться в голове. Свернул с шоссе направо, в холмы. Шины с глубокими канавками, как лопаты, впивались и расшвыривали тонкий слой снега на асфальте, разгоняя велосипед.
Наконец передо мной возникла тень громадного здания больницы. Большинство фонарей не горело, но синий свет мерцал на вертолётной площадке на крыше, словно блуждающий огонёк, заманивающий жертв к замку тьмы.
Когда я взобрался на холм, передо мной появился высокий забор из железной сетки. Ещё с минуту мне пришлось колесить вдоль забора, и наконец-то я добрался до главных ворот с высокими стойками по бокам.
Поскольку эта больница была специализированным высокотехнологичным учреждением, машины «Скорой помощи» тут не принимали, и потому ворота сейчас были заперты, будка охраны пуста. Я миновал въезд на главную парковку и проехал через калитку для персонала.
Свой велик я поставил в самом дальнем конце пар ковки. Перспектива задержаться ещё, чтобы повесить противоугонный замок, меня бесила, поэтому я не стал заморачиваться и просто побежал. Оранжево освещённая натриевыми лампами парковка была пуста. В полнейшей тишине снег падал с неба, закрашивая весь мир белым. Я бежал, прерывисто дыша, испуская облачка тумана с каждым выдохом.
На полпути через огромную парковку стояли высокий тёмный фургон и белый седан. Я собрался было пробежать между ними, как вдруг…
Я едва не столкнулся с тенью, выскочившей из-за фургона.
— А…
«Прошу прощения», — хотел на автомате выпалить я, одновременно пытаясь уклониться, но тут что-то пересекло моё поле зрения…
Вспышка, яркий блеск металла.
— ?!
Правую руку пониже локтя словно обожгло. И одновременно во все стороны разлетелось что-то белое. Не снежинки. Мелкие перья. Набивка моего пуховика.
Я, шатаясь, отступил назад и остановился, упёршись в багажник белого седана.
Я не мог понять, что происходит. Потрясённый, я глянул на чёрный силуэт в двух метрах от меня. Это был мужчина. Одет он был в почти чёрный костюм. В правой руке он держал что-то длинное, тонкое и белое. Оно тускло сияло в оранжевом свете ламп.
Нож. Большой охотничий нож. Но — почему…
Я ощутил на своём застывшем лице взгляд этого мужчины, стоящего в тени фургона. Потом мужчина задвигал губами, но до меня донёсся лишь хриплый шёпот.
— Ты долго, Кирито-кун. А если бы я тут простудился?
Этот голос. Липкий, высокий голос.
— Су… Суго…
Я стоял окаменев; ровно в то мгновение, когда я назвал этого человека по имени, он шагнул вперёд. Натриевая лампа осветила его лицо.
По сравнению с ним прежним его гладкие, прилизанные волосы растрепались, острый подбородок потемнел от небритости. Почти распущенный галстук тряпкой болтался на шее.