Джильберт предполагает нечто прямо противоположное. С одной стороны, есть правота в его словах — в том смысле, что после изучения и практики дзен на протяжении нескольких лет и открытия того, что твоё будущее не будет ни сильно прекраснее и удивительнее настоящего, ни ужаснее, то ты и не паришься по этому поводу. Но ты и не сдаёшься. Джильберт, похоже, считает, что только ожидание будущего вознаграждения заставляет тебя предпринимать какие-то усилия. Но спросите любого артиста или атлета, и они скажут, что вовсе не награды и результаты, а само удовлетворение от того, что ты делаешь то, что умеешь делать лучше всего — вот самое важное. Вот бы такое отношение ко всему, что есть в нашей жизни!
Занятия спортом или искусством, или даже «тем самым», ведут к состоянию, подобному буддийскому состоянию баланса. Но дзадзен в этом смысле лучше, так как эта практика заставляет тебя сосредоточиться на самой скучной, самой бесперспективной ситуации, какая только возможна. Она учит тебя находит радость в том, чему ты привык вообще не уделять никакого внимания. Как только научишься этому, способность наслаждаться всем остальным разовьётся сама собой. Вот почему, кстати, я всегда говорю, что всякие рассуждения о том, что практики буддизма должны вынести тебя в какое-то «иное, просветлённое измерение» — полная херь. Буддизм — это то, что здесь и сейчас.
Если ты можешь применить эту философию ко всему в своей жизни, то ты вовсе не кончишь полным пассивом и отказом от всего. Далеко не так! Наоборот, ты закончишь тем, что освободишься от навязчивых страхов и опасений, которые вечно сдерживали тебя от того, чтобы заниматься именно тем, чем ты действительно хочешь заниматься. Тут, конечно, нужно отделить просто «хочу» от «по-настоящему хочу».
По сути, только эта часть тебя свободна от страхов и опасений, и буддисты знают, что она такой и была всегда, и именно она и способна делать то, что действительно стоит сделать.
Счастье приходит в каждый момент твоей жизни, который проживаешь по-настоящему. В поиске такого счастья нет никакой безнадёжности. Это, вообще-то, и есть твоя священная обязанность как мыслящего существа.
Я возвращаюсь на самолёте в Лос-Анжелес после пяти дней, проведённых в Огайо с Zero Defects. Они были похожи на своеобразный ритрит. Это был интенсивный и концентрированный опыт. На протяжении пяти дней я работал, ел, спал и вдыхал жизнь «без дефектов». Только вчера до меня дошло, что я всё это время не втыкал в телевизор, за исключением того случая, когда я подписывал свои книжки в магазине, а на экране там показывали видео про легендарные панк-группы Огайо. Честно говоря, во всех тех дзен-буддийских храмах, где я бывал на ритритах, всегда был телевизор. Понятное дело, что телевизор был не для участников ритрита, а для монахов и поваров, живших при храме.
Все, кто был вовлечён в этот пятидневный опыт, понимали, что у нас ничего не получится, если мы не сосредоточимся на том, что делаем. Нам нужна была нерушимая вера в Zero Defects, иначе ничего бы не получилось. А для меня это было даже нечто большее, так как я взялся ещё задокументировать всё это на видео. Так что, всё время, пока я не играл на басу, я брал интервью, договаривался об интервью или решал проблемы со своим оборудованием для взятия интервью, которые сам же и создавал.
Большинство участников интервью так или иначе говорили о той вере в наше сообщество хардкорщиков прошлых лет. Было ясно, что только действуя вместе, сообща, мы могли сделать то, во что верили.
Для многих хардкорных тусовок тогда был характерен культ насилия. Но мы ввели правило, что люди с шипами в прикиде не допускаются к слэму. Хотя шипастые браслеты и ошейники тогда были главной фишкой панковской моды, как и жёсткий слэм-дэнс, в ходе которого народ бешено бился об пол и друг в друга, как те машины на авто-родео. Джими Имидж и Винс Рэнсид, которые в те времена были основными по организации шоу, если что, даже звали полицию. Некоторые протестовали, конечно. Одного парня как-то даже положили лицом на пол и сняли с него браслеты с шипами, но большинство с этим правилом были согласны.