— О чем и речь, уважаемый Брат Лу. О чем и речь. Столько лет прошло, а тут по-прежнему считают, что истина скрыта в древних фолиантах. Что чем древнее — тем лучше. И следующие свои исследования основывают на исследованиях древности, даже не желая пересмотреть, переосмыслить, подвергнуть сомнению заблуждения древних. В результате у вас ртуть до сих пор лекарственное средство. Киноварная пилюля бессмертия! Киноварь — тот же яд, причем на основе ртути! Это же сульфид ртути. Вот как вашим исследованиям верить можно? А свои проводить это ж столько труда и столько лет. Мне вообще эта идея нравится. Я бы вот с удовольствием в лаборатории засела и стала бы изучать энергию Ци и основы взаимодействия заклинателей с окружающей средой. Тем более что и людей для исследования не нужно, у вас же даже Демонические звери есть. Напитать две тысячи крыс Демонической Ци и ставить опыты… начать с определения органа, где эта Ци накапливается и на что влияет. А вообще, с самого начала — вывести шкалу и деления на ней, какие-то единицы измерения Ци, прибор создать. Назову единицы измерения Ци… скажем в Братцах Лу. Да, один лу, два лу и так далее. Единая шкала — это только начало. Далее нужно всю эту классификацию в Ци Земли, Металла и Воды с Воздухом, а таже Демоническую, Темную и прочая, и прочая — отменить к чертям собачьим. Это же за уши притянуто. Вы все к пяти стихиям сводите. Столько исследований впереди! Засела бы я в лаборатории и написала бы настоящий трактат! — глаза у Сяо Тай начинают блестеть.
— Именно так и начинается одержимость Демонической Ци. — сухо замечает Братец Лу: — сперва «я хочу познать истину и ниспровергнуть основы», а потом опыты на людях начинают ставить и мертвых поднимать.
— В конечном итоге опыты на людях обязательны. Ээ… хорошо, не опыты, но испытания. Все лекарства сперва тестируют на крупных приматах, а уже потом — на людях. Насчет поднятия мертвых — если это теоретически возможно, то долг каждого ученого — проверить это. Надо бы с Джиао поговорить, интересно, она может? — задумывается Сяо Тай.
— Ниспровержение основ ведет к бунту. Воля Небес предписывает нам подчиняться правилам и законам, установленным Небесами.
— Вот с теологией сходи к Лилин, она тебе так мозги промоет что забудешь во что верил. — советует ему Сяо Тай: — нет никакой Воли Небес. Как говорят еретики, у Бога нет других рук, кроме этих вот. — она задирает рукава халата и демонстрирует свои небольшие, розовые ладошки: — а еще говорят — на Бога надейся, а верблюда привязывай. И вообще, не буди во мне зверя, а то я тебе проповедь на полтора часа прочитаю, про искушения Христа гордыней в пустыне и богословов и почему на Небеса надейся, а сам не плошай. Ты вот типичный случай, кстати. Гордыни в тебе, Брат Лу, хоть залейся.
— И это мне говорит Госпожа Кали. — прячет улыбку в поклоне Лу Цзижэнь.
— Ой, да брось. Не верил ты никогда в эту басню. Сам ее и создал. Ну… может верил сперва, а потом понял, но гордыня, гордыня — не дает тебе признать, что был неправ. Будешь теперь свою линию до конца гнуть. Ты у нас закулисный игрок, серый кардинал, обожаешь со стороны смотреть как дело пойдет, а потом — заслуги себе присвоить.
— Если все так, как говорит Седьмая, то… разве не мудрей оставить эти знания при себе? Зачем Седьмая говорит мне это? Ведь если я буду считать Седьмую не Госпожой Кали, то моя лояльность к ней пошатнется.
— У тебя, Братец Лу одна лояльность — себе самому. — вздыхает Сяо Тай: — вот охота вам всем тут себя схематозами мучать. Надо бы тебя с основными постулатами Бритвы Оккама познакомить, а то так всю жизнь в темноте и проходишь. На самом деле ты, Братец Лу — страшный. Очень страшный. Отчасти из-за своих способностей, но в большей мере потому что — непредсказуемый. Тебе нравится играть, ты чертов адреналиновый наркоман. Ходишь по краю и наслаждаешься своим интеллектуальным превосходством. Думаю, у тебя нет плана. Ты просто так живешь и это меня реально пугает. А что касается меня… для тебя я сейчас очень ценна. Еще бы, я полагаю, что ты гордишься собой, сделать из обычной девчушки — Легенду. У тебя прямо все внутри чешется, ты хочешь увидеть, как далеко я зайду и это — самая верная гарантия твоей лояльности. Вот как только я тебе скучна стану — так ты просто исчезнешь и продолжишь заниматься своей игрой в бирюльки. Думаю, ты не станешь мне мстить или убивать… тебе это не интересно. Но если для новой игры нужно будет освободить место… то тут ты примешь решение без колебаний. Ну что, верно я говорю, Змей Лу?
— Если все, что ты говоришь — истина, то тебе сейчас должно быть страшно, Седьмая. — Лу Цзи Жэнь сцепляет пальцы рук между собой и откидывается назад: — многие знания — многие печали. Ты не боишься? Ведь это чаша с нагретым вином может быть отравлена. А может быть яд находится в твоем теле уже давно, и я просто даю тебе противоядие каждый раз при встрече? Стоит мне не появится разок…
— Страшно ли мне? Конечно страшно. — признается Сяо Тай, поднимает чашу с вином делает большой глоток, смакует напиток, ставит чашу на столик и поворачивает лицо к Братцу Лу: — а сегодня яд особенно удался. Такая… приятная кислинка.
— Вот в этом проблема, Сяо Тай. — жалуется Лу Цзижэнь: — я тебя не понимаю. Ты говоришь одно, а делаешь другое, сама признаешься, что было бы мудро сделать так, но поступаешь иначе. Это меня иногда просто с ума сводит. И была бы ты глупенькой дурочкой из деревни как твоя Джиао, но ты же не такая.
— Ну… если ты будешь меня понимать, то я тебе надоем. Если я тебя надоем, то ты перестанешь давать мне противоядие. — пожимает плечами Сяо Тай: — и достаточно того, что только ты в это неспокойное время мне эти пилюли Ци достать можешь. Уверена, что у тебя есть больше… но тебе не нужно чтобы я испытывала ложное чувство безопасности.
— У меня такое ощущение что меня насквозь видно. — признается Лу Цзижэнь: — я что, такой предсказуемый?
— Да ты просто как на ладони, Братец Лу. Ты обожаешь блефовать и контролировать. Я просто подумала, что если бы я вела себя таким образом — какой характер должен был быть у меня тогда? И как бы я поступила дальше?
— И что, это помогает? Ты можешь предсказать что я сделаю дальше? — наклоняется вперед Лу Цзижэнь и всматривается в лицо Сяо Тай: — ты меня интригуешь, Седьмая. Предскажи мне что я, такой предсказуемый Лу Цзижэнь, буду делать дальше?
— Если убрать парадокс самосбывающегося пророчества Эдипа, то я могла бы… но не стану. — пожимает плечами Сяо Тай: — зачем? Многие знания — многие печали, господин Лу. Как говорил Экклезиаст — дайте птице, поющей в вышине познать хоть толику человеческой мудрости, и та упадет наземь мертвая.
Она смотрит на сидящего напротив Лу Цзижэня и думает о том, что это она сейчас блефует. И сейчас, и ранее, но блеф попал в цель. Лу никогда не был ей лоялен. Такие люди всегда сами по себе. Но это не значит, что они обязательно будут врагами. Пока их интересы совпадают — они могут быть союзниками и даже друзьями.
— Я знаю, что ты играешь в свои игры. Со мной. С семьей Вон Ми. С генералом Лю Байгу. С Кланом Пика Северной Звезды, с Кланом Лазурного Феникса, и кто его знает с кем еще. — говорит она, серьезно глядя ему прямо в глаза: — я знаю даже зачем ты это делаешь.
— Вот как. Скажи мне, Седьмая Сестра, в чьей мудрости я уже даже и не сомневаюсь — зачем я делаю то, что я делаю? — насмешливо произносит Лу Цзижэнь, но его зрачки опасно сужаются, фокусируясь на ее лице.
— Человеческие потребности просты. Поесть, поспать, испражнится, позаниматься сексом… и в большинстве своем они удовлетворимы. Человек не может съесть больше чем в состоянии вместить его желудок. Спать больше, чем есть потребность. И так далее. Человеческие потребности можно удовлетворить. И лишь одна потребность неудовлетворима в принципе. Это потребность в развлечении. Любая игра — есть развлечение, Братец Лу. Ты — слишком много знаешь и умеешь, с твоими способностями ты мог бы и при самом Императоре второе место после него занять. А чем черт не шутит и самому Императором стать. Но тебе это не нужно, потому что это было бы слишком скучно. Зачем ты все это делаешь? Зачем играешь в игры? Да потому что ты так развлекаешься, Братец Лу. Мы все для тебя всего лишь пешки, пешки, которые слишком серьезно относятся к своему месту на доске. Я вижу удивление на твоем лице, Братец Лу? Ты удивлен что шахматная фигура может говорить с тобой? Может осознать, что она — лишь пешка?