Но… даже если все так — до горы она не дойдет. Определить направление, найти источник пресной воды, или…
Она собирается с силами и хромает вперед. Нужно сперва найти поляну. Или опушку. Что-то достаточно открытое, чтобы свет беспрепятственно проходил сверху вниз. Уже тогда она сможет собрать остатки своей Ци и скастовать заклинания. Хотя ей страшно подумать что же тогда произойдет с ней… каково это — остаться совсем без Ци? И хватит ли оставшейся Ци хотя бы на это заклинание.
Она хромает вперед. Впереди виднеется просвет среди деревьев. Как раз то, что нужно. Раздвигая ветки в стороны, она проходит на середину поляны. Ровный пятачок выжженой земли. Почему выжженой? Удар молнии? Огненный шар заклинателя? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Все что ей нужно — выбраться на середину поляны, собрать воедино остатки своей Ци и вложить ее в два заклинания, два выхлопа Ци в пространстве. Она шагает вперед, осторожно ступая на больную ногу, доходит до середины поляны и садится, опирая на импровизированный костыль, с облегчением вытянув ногу в сторону.
Все. Теперь самое главное. Ей нужно определить, где она находится и куда двигаться дальше. Нужны убежище, вода и еда. Пещера с протекающим рядом ручьем — было бы идеально. А еще чтобы рядом с пещерой стояла палаточка лекаря и чайная, где подают густой суп с лапшой. Ну и конечно продавались пилюли Золотистой Ци. Раз уж мечтать, то по полной.
Она взглянула вверх. Синее утреннее небо, ни единого облачка. Хорошо. Подтягивает больную ногу к себе, морщится, садясь по-турецки. Поза лотоса с опухшей ступней была недоступна. А когда сидишь, просто отставив прямую ногу в сторону — Ци собирается намного хуже. Не зря все эти отшельники в позе лотоса сидят, медитируют. В обычное время ей было бы плевать, в обычное время она просто окружена сферой Ци, она купается в ней. Но сейчас ей важна каждая толика. Потому лучше сесть по-турецки… вдох, выдох. Вдыхается белая прана, проходит через организм, выдыхается через больную стопу, излечивая и унося с собой боль, выбрасывая гнойное, желто-коричневое облако… и так еще раз. Дергающая боль в ступне становится терпимей, приглушается. Теперь — собрать Ци в средоточие дантянь, чуть ниже пупка, попробовать… не получается. Ци разлетается во все стороны, словно бумажный парус рвется под порывами ветра. Ну конечно, у нее разорваны меридианы, и то количество Ци, которого было бы достаточно для обычного человека — для нее лишь капелька на горячем камне под обжигающими лучами солнца. Пшш… и нет. Только мокрое пятно осталось.
Она стискивает зубы. Ци стремительно убывает, не позволяя работать с ней, тысяча маленьких когтей разрывают ее изнутри, грудь, солнечное сплетение, живот, низ живота. Но у нее нет выбора, ей нужно сформировать заклинание! Если собрать остатки Ци…
В ее глазах темнее, мир переворачивается и последнее что она видит — стебелек травы, совсем близко, у самого лица…
— Эй ты! Давай шевелись уже! — кричит Сумэй на неповоротливого братца Жиминя, который пыхтит где-то позади.
— Да не беги ты так! — отзывается тот: — куда торопишься? Мин Вао уже сказал, что это не покупатели. Оценщики. Большого пира не будет. И денег пока нет.
— Дурачок ты Жимин. — она поворачивается к нему и упирает руки в бока: — ну и что? Оценщики Императорского Двора — это большие шишки, нэ?
— И что? Подумаешь, оценщики. Не продали Жемчужину — не будет денег. Не будет денег — нет пира. Не такой уж я и дурачок. И вообще, будешь обзываться — я тебя поколочу.
— Чтобы меня поколотить ты сперва меня догнать должен. — дразнится Сумэй: — да я три круга вокруг тебя описать смогу, прежде чем мы в деревню придем.
— Поймаю и поколочу! — упрямо бычится Жиминь: — тебе матушка говорила, что нельзя над братом смеяться! Пусть я и младший, зато мужчина!
— Мужчина — тот у кого деньги есть, а у тебя только свои портки да голова лысая. Ты ж в монахи хочешь податься, какой ты мужчина? — Сумэй спрыгнула с камня и пошла впереди пыхтящего Жиминя. Набрать земляных орехов для праздника решила именно она. Пока Сифен-шишу занят, пока матушка и старшая сестра заняты подготовкой к вечернему пиру — она подговорила Жиминя сходить в лес. Если бы она пошла одна, то потом бы ей вспыпали по первое число, но с Жиминем… Жиминь был единственный мальчик в семье из пяти женщин, отец пропал в море вот уж лет семь, остались матушка и четыре сестры, а Жиминь — мальчик. Будущая опора семьи. Правда вот, вбил себе в голову что пойдет в монахи, даже побрился налысо, матушка только руками всплеснула. Нельзя ему в монахи идти, кто тогда семью кормить да защищать будет? И так в деревне у них права голоса на собрании нет, вон в семье У-Ван четверо братьев, никто с ними не связывается, все крепкие, да драчливые.