— Так многого в жизни уже не будет, Жи Минь. — продолжает она, пролив крепкой байцзю на песок: — первого крепкого напитка. Первого свидания. Первого поцелуя. Первой победы. Но… как у настоящего мужчины у тебя по крайней мере уже был первый поединок. Жаль, что он оказался последним, малыш. Но знай, что ты умер как мужчина… защищая то, что тебе дорого. Знаю, что это не утешит тебя. Тебя бы утешила кровная месть. Возвращение сестер и мамы из плена. Но… вряд ли у меня это получится… у меня нет ни сил, ни ресурсов, ни возможностей. Я и так едва ходила, а уж сейчас… деревня разорена, все припасы сожжены. Добывать еду самостоятельно я скорей всего не смогу. Без посторонней помощи я долго тут не протяну. Так что… если тебе будет от этого легче — я могу совершенно спокойно пообещать тебе, что… что отомщу за деревню. Отомщу за тебя. И обязательно выручу всех твоих родных… или умру в процессе. — она улыбнулась и снова поднесла флягу к губам. Снова глотнула драгоценного байцзю, не чувствуя вкуса.
— Такое ощущение, что меня все же обманули в лавке у старого Та… — говорит она: — крепости совсем не чувствуется. Впрочем, претензии я предъявить все равно не смогу. Лавка сгорела, а старому Та выпустили кишки и намотали на жерди для просушки сетей… а его помощнику отсекли голову… наверное тот же ублюдок с Да-дао. Так что… другой выпивки на этом острове все равно нет. Так что я сейчас делюсь с тобой единственным напитком на всем острове… — она снова капает немного байцзю на песок. Опивает из горлышка. Смотрит вдаль. Ее ладони перетянуты лоскутами ткани. Ее нежная кожа на ладонях давно вздулась водяными пузырями и лопнула, она перетянула ладони полосками ткани, оторванными от подола ее платья. Она вытирает рот задней поверхностью кисти. Допивает остатки байцзю. Отбрасывает флягу в сторону. Откидывается назад, упав в песок спиной. Смотрит в темнеющее небо. Думает о том, что запах, который доносится из все еще тлеющей деревни — просто ужасен. Наверное, до конца своей жизни она не сможет есть жаренную свинину. Потому что запах горящего в огне человеческого тела — не отличить от запаха жаренной свинины. Словно бы деревенские и в самом деле решили сделать огромное барбекю… интересно, а куда делись свиньи? Неужели пираты загоняли их на свои корабли? Или же — просто забили всех на месте, а мясо закинули в лодки? Что за идиотские вопросы лезут в голову.
Она закрыла глаза, стараясь дышать ртом. У нее нет Ци, нет еды и даже в единственный в деревне колодец пираты набросали мертвых тел. Так что — нет и воды. Где-то в глубине острова есть ручей… но доберется ли она туда? У нее совсем не осталось сил… если все равно умирать, то какая разница где? Тут и воздух посвежей… а если она ляжет поближе к прибою, то… «не все ли равно, спросил он где, еще приятней лежать в воде… гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей.»
Гвозди… да, уж. Сейчас из нее не то, что гвоздя не сделать… из нее может только желе сделать. Фруктовое. Наверное, в деревне еще есть плодовые деревья? Или… это же пограничная деревня на островах… наверняка тут и кимчи готовят. А кимчи готовят, вкапывая глиняные горшки в землю. Говорят, что многие в Чосон выживали благодаря закопанным в землю горшочкам с кимчи… ведь даже если деревню разорят, заберут все припасы и сожгут — то вкопанные в землю запасы — останутся. Ведь только тот, кто закопал горшочек в землю — знает где копать. Ну… даже если она найдет, где местные закопали свои горшочки с кимчи… у нее все равно нет воды. Да и копать… она открывает глаза и поднимает руку, поднося ее к глазам. Перемотанные ладони, грязная ткань… пальцы дрожат и она не может сжать их в кулак.
Расслабляет руку, позволяя той упасть на песок. Закрывает глаза снова. Вот и все, думает она, вот и конец. Она уже и не чувствует Ци в своем организме. Не чувствует ног. Ну и ладно, думает она, все что ей остается — погрузится в предсмертную медитацию. Или — тукдам.
Вдох. Выдох. Вспомнить. И начать последнюю медитацию. Умирать — ответственное дело… завершение жизни. Последнее дело. Она позволяет своему сознанию — погрузится в тьму, которая всегда ожидает внизу… растворяясь без остатка и проваливаясь.
— И что ты тут забыла? — раздается голос и она — пытается открыть глаза. Открывает их и не может сфокусировать взгляд. Какое-то светлое пятно маячит перед ней, нависает над ней.
— Что? — говорит она, чувствуя, что ее горло — пересохло и горит. На секунду она недоумевает. Неужели и на том свете она обречена испытывать жажду?