— Как скажете, госпожа! — еще раз кланяется девушка в сине-белом.
— Тц. Зови этого лентяя Чжи Вэя, пусть телегу подает и припасы загружает. — командует незнакомка и Гу Тин понимает, что сейчас надо обратить на себя внимание! Срочно! Эта незнакомка с мечом сейчас отвернется и уйдет, уйдет, не заметив ее! Гу Тин не знала, что именно может произойти, если незнакомка все-таки обратит на нее внимание, но почему-то она предполагала, что хуже не будет. Хотя бы то, что она — женщина, а значит поймет, может понять ее. Да, судя по одежде и поведению, эта незнакомка не является женой или наложницей кого-то из командиров, она сама — командир! Командир разбойников — женщина, да где это видано, чудо чудное. А где есть одно чудо — возможно и другое. Гу Тин спешно откашлялась и сглотнула слюну, увлажняя свое пересохшее горло. Закрыла глаза, представляя себя на сцене, украшенной отрезами шелка и красными фонариками, представила людей вокруг, хлопающих в ладоши и с восторгом смотрящих на нее, на секунду представила себя не голодной и грязной оборванкой в бамбуковой клетке, а той самой Гу Тин, Чарующим Голосом Западных Провинций, Лепестком Лотоса и Разбивающей Сердца Людей Своей Песней. У нее есть только один шанс! Один шанс — чтобы впечатлить и удивить эту странную незнакомку, которая с такой легкостью отдает команды главарю ватаги, которая спокойно ходит посреди лагеря разбойников в легком шелковом одеянии и с мечом, подвешенным к поясу. Чтобы показать ей, что эта Гу Тин зря сидит в клетке, что она ценна и необыкновенна, что ее надо держать рядом с собой, в палатке командиров, там где есть еда и вода, где чисто и не воняет дерьмом. Куда-то туда, в светлую и чистую жизнь, откуда эта незнакомка и пришла.
Гу Тин открыла рот. И запела. Серебряный голос Западных Провинций зазвучал над Летним Лагерем разбойников горы Тянь-Ша. Нет, она и раньше пела — когда ее заставляли, тыкали заостренными палками через прутья клетки или же за кусок заплесневевшей лепешки и кувшинчик воды, но сейчас… сейчас она пела от всей души, вкладывая в голос всю себя, свою боль, свое отчаяние, но больше всего — свою надежду.
— Утреннее солнце встает на востоке… даже если день твой тяжкий и долгий — не теряй надежду, путник, где-то есть дом, где тебя ждут… — пела она, закрыв глаза и чувствуя, как под веками — вскипают слезы, как они катятся по щекам, обжигая их. Матушка, думала она, смотри, я снова пою. Я грязная как собака, я бесстыжая как голодная девка из публичного дома, я худая как щепка, но я — пою! Мой голос вернулся ко мне!
— Даже если мир повернулся против тебя, где-то есть дом, в котором горит теплый свет, где тебя ждут… — поет она. Поет и плачет. Это все, думает она, все. У меня больше нет сил, у меня больше нет надежды, если сейчас эта незнакомка молча отвернется и уйдет — я умру. Я умру прямо здесь, на земляном полу бамбуковой клетки, у меня разорвется сердце…
Наконец песня заканчивается. Она осторожно открывает глаза и ничего не видит вокруг из-за набежавших слез.
— Какой прекрасный голос… — слышит она и поспешно вытирает слезы с глаз. Странная незнакомка с мечом стоит совсем рядом с ее клеткой и смотрит прямо на нее. Смотрит внимательным взглядом, слегка наклонив голову, так смотрят большие собаки или волки, когда увидят что-то заинтересовавшее их. Под этим внимательным взглядом этой Гу Тин вдруг становится стыдно, она уж думала, что перестала быть способной испытывать стыд, не тогда, когда три дня сидела в клетке совершенно голой, а гогочущие разбойники тыкали в ее тело заострёнными палками. Она уже не стыдилась ни своего тела, ни стоять на коленях ради куска черствой лепешки, ни прыгать, когда они били прутьями по лодыжкам, просовывая их через решетку. Но сейчас, под этим внимательным взглядом ей вдруг стало стыдно. За то, что она такая грязная и скорей всего от нее очень плохо пахнет. За то, что у нее не волосы, а один большой колтун на голове, за то, что у нее трясутся от голода руки. Словно бы все это время она жила в окружении не людей, но животных, грязных и отвратительных обезьян с горы Тян-Ша, а вот сейчас, в первый раз — встретила человека и ужаснулась глубине своего падения.
— Кто ты такая, девочка? — спросила незнакомка и Гу Тин поспешно вспомнила о манерах. Она встала и расправила свои лохмотья. Поклонилась.
— Эта ничтожная отзывается на имя Гу Тин, госпожа. — сказала она, стараясь держать себя прямо, не шатаясь. Это требовало от нее немалых усилий.
— А я — Сяо Тай, Седьмая Сестра. — представляется в ответ незнакомка: — Гу Тин… ты случайно не та самая Гу Тин, которая знаменитая певица, Серебряный Голос Западных Провинций?