— Ни слова больше! — поднимает свой веер госпожа управляющая: — причины не должны интересовать никого из присутствующих. Мы обеспечиваем не только досуг, развлечения и отдых от суровой реальности внешнего мира. Мы также обеспечиваем и конфиденциальность. Это наша обязанность. Мы с готовностью приютим и юного господина…
— Линг. Его зовут господин Линг. — Второй Брат поворачивается к Лилинг: — господин Линг, вы побудете тут до того момента, пока Сяо Тай или я не прибудут за вами, хорошо? Госпожа управляющая Ли позаботиться о вас тем временем.
— Хорошо. — кивает Лилинг.
— Вот и отлично. Госпожа управляющая, также я хотел оплатить счета и забрать у вас господина Чжан Хэя, если он уже проспался. — обращается он к управляющей. Та качает головой.
— Оплата по счетам — это черта настоящего мужчины, которая нравится «Персиковому Саду» больше всех прочих. Однако господин Чжан выехал от нас. Позавтракал с утра и сразу вскочил в седло. Даже не развлек себя утренним возлиянием с «Юными Лепестками», взял в дорогу одну флягу с рисовой водкой и пару лепешек да вяленного мяса. Если вы не встретили его по пути — должно быть разминулись.
— Пресвятая Гуаньинь! — вскакивает на ноги Второй Брат: — он же сейчас дел в Летнем Лагере натворит! Госпожа управляющая, прошу прощения, но мне нужно бежать! Вот прямо срочно! Вот… — он вынимает мешочек с серебряными слитками: — тут за простой Чжан Хэя!
— Здесь многовато… но я зачту как аванс за пребывание молодого господина. — госпожа управляющая ловко подхватывает мешочек, который тут же исчезает в одном из ее широких рукавов: — спасибо за ваш выбор нашего дома.
— Позвольте мне сказать несколько слов юному господину наедине, — просит Гуань Се и госпожа управляющая как будто растворяется в воздухе, вот только что она была и тут же — ее нет.
— Уважаемая младшая сестра Лилинг, — говорит Гуань Се: — видите ли…
— У моей сестры неприятности? — Лилинг задает вопрос в лоб и Гуань Се поджимает губы. Нет, определенно, эта Лилинг действительно сестра Седьмой, такая же бесцеремонная.
— С чего вы… — начинает было он, но она перебивает его.
— Ну а как иначе? — говорит она насмешливо: — сам Нефритовый Мудрец Запада, Господин Гуань Се заставляет меня переодеться в мужское платье и спрятаться в борделе. Только самые неотложные обстоятельства могли бы заставить такого как вы поступить таким образом.
— В борделе? Так ты все поняла… но почему не протестуешь? Я ожидал от такой как ты… — Гуань Се подыскивает верные слова для описания реакции благочестивой девы из приличной и богатой семьи на то, что ее оставят на неопределенный срок в публичном доме, да еще и переодевшись в мужское платье. Крик, скандал, слезы, обвинения — самое меньшее из того, чего он мог от нее ожидать.
— Здесь меня совершенно точно не будут искать, — говорит Лилинг: — именно потому, что будут думать, как вы. Что такая как я никогда бы не позволила себе такого. Но я изменилась. Благодаря Старшей Сестре я знаю несколько истин о мире. Такие вещи как мораль, благочестие или Воля Небес — больше меня не волнуют. Мне плевать на то, что могут обо мне подумать. У меня есть цель.
— Старшая Сестра открыла тебе истину? — он невольно останавливается, повернувшись к ней: — какую именно? Почему ты так неуважительно относишься к Воле Небес? Что такого она сказала тебе, что ты отрицаешь общественное благо и собственную репутацию благочестивой девушки?
— Воли Небес не существует. — говорит Лилинг: — ничто не истинно, все дозволено. Истина первой ступени посвящения.
— Воли Небес не существует? Что ты хочешь этим сказать, юная дева? Разве мы не поступаем по Воле Небес, разве у последнего бедняка и первого из вельмож — не схожие понятия о добре и зле?
— Это называется категорический императив Канта и — нет. У нас не схожие понятия о добре и зле. Для кого-то честь погибнуть в бою, это для него хорошо и добро, если оценивать по этой шкале. А для кого-то честь — ударить в спину. Кто-то всю жизнь был праведником, но не был оценен по достоинству и умер в муках. А кто-то всю жизнь грешил и убивал, и прожил долгую и счастливую жизнь. Что же будет после смерти — о том нам неведомо. Хотя Старшая Сестра знает, но говорить отказывается, мол сама узнаешь. — говорит Лилинг и Гуань Се потирает подбородок. Ему нужно срочно выезжать в Летний Лагерь, неизвестно что там натворит Яростный Кабан Чжан, увидев Седьмую в колодках, но желание подискутировать на отвлеченные темы о природе добра и зла — выше него. Хорошо, думает он, совсем немного времени, одну свечу, не больше. Что может случиться за одну свечу? А на дороге я поскачу быстрее и догоню Брата Чжана до того, как он доедет до места.
— Погоди, — говорит он, присаживаясь напротив Лилинг и взмахивая рукой, чтобы им принесли нагретого вина и сладостей с закусками: — ты хочешь сказать, что Воля Небес — это категорический императив? Я согласен с тем, что ценности у разных людей разные, но основа одна и та же. Нам не нравится, когда нам делают больно, мы ценим добро и любовь других людей, это у всех одинаково.
— Возможно я неправильно выразилась, — морщит носик Лилинг, родная дочь Главы Баошу: — категорический императив это скорее совесть, нравственный закон единый для всех, но в первую очередь для самого наблюдателя. А господин Гуань Се говорит об абстрактном Добре и Зле. Но даже так — одно и тоже действие для одного человека будет добро и благо, а для другого — неприемлемое зло. Вот, например, если вы возьметесь погладить грудь кого-либо из девушек заведения — для них это будет приемлемое действие, а если приблизитесь с такими же намерениями ко мне — это будет неприемлемо. Действие одно и то же, но отношение разное. Потому все законы нравственности и морали, а также законы государства преследуют лишь одну цель — позволить людям жить вместе, не переубивав друг друга.
— И исходя из этого ты и твоя Старшая Сестра проповедуете заповедь «ничто не истинно, все дозволено»? Это опасная идея, ведь если все станут следовать ей, общество будет разрушено. Когда каждый преследует свои интересы, плюя на общество, семью и государство… — прищуривается Гуань Се. Девушка из «Юных Лепестков» расставляет на столе перед ними чашки и наливает вина.
— Ну, во-первых, все не будут следовать этой заповеди. Только смелые. Только сильные. Только те, кто смогут преодолеть страх и бросить вызов обществу. А во-вторых, я уже говорила, что эта заповедь только для первой ступени посвящения. Вторая ступень как раз говорит о том, что существует одна цель, одна воля, которая и является истиной. Которая ведет за собой и подлежит немедленному исполнению. — отвечает Лилинг: — просто вот так сказать «делай что хочешь, все равно пожалеешь» — это путь в никуда. Первая заповедь предназначена лишь освободить человека от оков долга перед обществом, родителями и правителями. Освободить его от непрестанного «ты должен». Быть хорошим правителем, хорошим отцом, хорошим мужем, хорошим воином, хорошей дочерью, быть для кого-то кем-то. Потому на первом этапе человека должно освободить от долгов и привязанностей, с тем, чтобы на следующем — дать ему цель. Смысл жизни. Подчинить его воле.
— Подчинить его воле? Для той, которая первой заповедью освобождает человека, это звучит достаточно цинично, — откидывается назад Гуань Се: — и чьей же воле вы собираетесь подчинить этого освобожденного?
— Его собственной. Если нет запретов и рамок, нет законов и границ, то для человека имеет значение только одна воля — его собственная. — отвечает Лилинг и ее глаза возбужденно блестят: — я — освободилась от любых границ и превзошла все рамки только для того, чтобы подчинить всю себя своей воле и исполнению своей цели!
— В мире нет иной воли, кроме моей собственной… хм… какая интересная философия. Должен признать — не новая. И должен отдать должное — у крестьян она будет пользоваться популярностью. — говорит Гуань Се, предвкушая интересный философский диспут: — девушка! Юный Лепесток! Пожалуйста, позовите сюда госпожу Бэйхуа, я так хочу послушать, что она скажет по этому поводу…