— Ой, — пискнула она, и засеменила к дому.
Макс невольно рассмеялся. Давно он не производил такое яркое впечатление на девушек. На скамейке возле душа он обнаружил чистую одежду. Похоже, перед гостями его решили выставить во всей красе. Ничего, сейчас не время проявлять гордость. Новое бельё с магазинными бирками, джинсы — ношеные, но хорошие, белая рубашка. В любом случае лучше, чем то тряпьё, в которое превратилась его одежда. Обед у него сегодня был царский. Вместо неопределённого варева или жидкого супа он получил мясо, тушёное с овощами и горячую лепёшку. Отвыкший от такой пищи желудок отозвался приятной тяжестью. Макса тут же поклонило в сон. Заметив, как разомлел пленник, Рамиз усмехнулся.
— Иди, вздремни. Часа полтора у тебя есть. Только не ходи в свой свинарник. Разият!
Девушка возникла, как из-под земли.
— Отведи его в бытовку.
О таких условиях Макс и мечтать не мог. Раскладушка! С настоящей перьевой подушкой и мягким пледом.
— Спасибо, Разият, — ласково проговорил Макс. — Ты ангел.
— Отдыхай, — застенчиво улыбнулась девушка и скрылась за дверью.
Впервые за последние несколько месяцев Максу снился сон. Гигантские волны Балтики и голубые глаза Арины. Когда его растолкал Рамиз, Макс чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Казалось, теперь он готов горы свернуть. Но для начала нужно было петь.
Наверное, он должен был ощущать себя медведем на ярмарке. Но Макс настолько соскучился по выступлениям на публике, что был рад и такому. Гости Аслана, к слову сказать, вели себя вполне прилично и уважительно. Слушали, хлопали, предлагали присесть за стол, угощали вином. Макс знал, что отказ их обидит, поэтому и за стол садился, и вино пил, но старался не злоупотреблять. Хорош же он будет, когда появится перед измождёнными сотоварищами лоснящийся от сытости, да ещё и пьяный. Но мысль, что его музыка снова кому-то нужна, определённо грела.
Гости уехали, а Макса частенько стал приглашать к себе сам Аслан. Макс играл на гитаре, Аслан и его сыновья слушали, иногда подпевали. А Макс, пользуясь расположением, выпрашивал у своих хозяев сигареты, вино или что-нибудь вкусное для товарищей. Те поначалу посматривали на Макса косо. Но Олег со знанием дела заверил остальных:
— Крысу я нутром чую. Макс не такой. Ну нравятся Аслану его песни, значит, повезло ему.
— Да и нам перепадает, — с наслаждением затянулся сигаретой Стас.
В общем, жизнь Макса стала заметно легче. Утром он по-прежнему трудился на кирпичном заводе, а после обеда Омар частенько забирал его домой. Исполняя свои песни, Макс иногда видел за приоткрытой дверью блестящие чёрные глаза Разият. Девушка не скрывала своего восхищения. Однажды, когда Макс шёл к бараку, она выскочила из-за дерева и схватила его за футболку.
— Спой для меня… Можешь? — воровато озираясь, тихо попросила она.
Макс широко улыбнулся.
— Конечно. Что хочешь?
— Молнию… Молнию в ночи…
Ох, как он не хотел петь эту песню. Особенно для неё. Знала бы ты, бедная девочка, кому она посвящена. Но он не мог отказать этому милому, забитому созданию. Они отошли подальше, за барак, и уселись на ствол дерева. Где-то под ногами шумел ручей. Ночи были здесь прохладными, но ясными. Горы, окружающие долину, цепляли облака своими вершинами, не давая тем затянуть небо.
Макс запел тихо. Почти шёпотом. В темноте он не видел Разият, только слышал её лёгкое дыхание и ощущал едва уловимый запах тимьяна. Видимо, она недавно готовила чай для отца и братьев.
— Спасибо, — быстро пролепетала она, вскочила и стремительно убежала на лёгких, маленьких ножках.
А Макс остался сидеть и думать о своей Молнии. Как же он соскучился по ней! По шелковистым волосам, по трепетным пальцам, по тягучему голосу. А её чудесные мальчишки? Как они? Наверное, под крылом богатенького папочки совсем забыли о нём. А Арина… Всё это время она в его руках… Живёт в его доме… Неужели даже спит с ним?! Кулаки сжались от ярости. Теперь он представить себе не мог любимую в объятиях другого, хотя раньше мирился с тем, что ему приходится делить её с законным мужем. Нет, он должен вернуться. Просто обязан.
— Зачем я тут, Аслан? — осмелился Макс спросить хозяина на следующий день. — Тебе так нужен карманный певец?
— Не задавай лишних вопросов, и будет всё хорошо, — миролюбиво пробасил Аслан. — Тебе грех жаловаться. Работаешь минимально, я тебя не обижаю. Так ведь?
Макс не мог не согласиться. Хоть он и выглядел снова, как оборванец, его условия существования были на порядок лучше, чем у остальных.
— Люблю, когда ты поёшь, — с барским видом Аслан развалился в кресле. — Давай-ка “Каменное сердце”.
— Ты ведь знаешь, кто я, — Макс не торопился выполнять просьбу. — Не боишься, что рано или поздно нагрянут репортёры или поисковые отряды?
Аслан безобидно расхохотался.
— Посмотри на них, — он кивнул головой на открытое окно, через которое были видны стены завода. — Думаешь, кто-то помнит их имена?
— Они маргиналы или сироты…
— Это не важно, — серьёзно прервал Макса Аслан и наклонился к нему, словно собирался поведать заветную истину. — Бомж ты или певец… Горы стирают всё. Твоё имя тоже забудут… Думаешь, друзья, поклонники, баба твоя — это навсегда?
Сердце пропустило удар. “Баба твоя”. Они и о ней знают! Макс потерял бдительность.
— Что вы знаете об Арине? То, что я здесь — связано с ней? — он был готов схватить Аслана за грудки и вытрясти из него всю правду.
На его плечо легла тяжёлая рука Салмана — среднего, но самого мощного, сына Аслана.
— Полегче, соловей, — произнёс он, и Макс ясно почувствовал в его голосе угрозу.
— Каменное сердце, — сухо потребовал Аслан.
Макс взялся за гитару. Губы привычно выдавали слова, а в мыслях была только Арина. Неужели и к этому приложил руку Марк Вернер? Только бы вернуться, и он это так не оставит. Марк поплатится за всё.
Злость, жажда мести заставляла его жить. А ещё музыка. Которая, пусть и совсем немного, но снова присутствовала в его жизни. Аслан, подувшись на откровенные вопросы Макса, снова стал звать его скрасить послеобеденный отдых. А поздними вечерами, словно тень, появлялась Разият. И Макс с гораздо большим удовольствием пел для неё, чем для её отца-рабовладельца. Наступила осень, и горные склоны полыхнули разноцветьем красок. Чинары, платаны, редкие берёзки вспыхивали яркими листьями среди тёмных, сумрачных пихт и сосен. Макс и не знал, что в горах осенью так красиво. Несмотря, на своё незавидное положение, он не уставал любоваться природой, пить по глотку чистейший воздух, впитывать колорит местной жизни. Но по мере того, как ночи становились холоднее, а снежные шапки на вершинах гор росли, душу Макса всё больше охватывала тоска. Не помогали ни песни, ни мотивирующие обращения к самому себе, ни визуализация счастливого будущего с Ариной. Иногда хотелось выть, а иногда пойти на скалу и сигануть головой вниз прямо в горную каменистую речку.
Ровно в ту самую ночь, когда появилась на свет Мишель, Макс проснулся от невыносимого отчаяния. Он чувствовал, что должен быть там, что нужен Арине именно сейчас. И тогда Макс осторожно выбрался из барака и побежал. Пока было темно — вдоль дороги. К утру он был в ближайшем городке. Он укрылся в каком-то сарайчике на окраине. Ужасно хотелось есть, но во рту чувствовался отвратительный металлический привкус. Стоя на четвереньках, Макс пытался отдышаться, думая о том, что лучше умереть, чем вернуться обратно. Он не понимал, куда движется. Знал лишь одно: что нужно бежать, сколько хватит сил. А потом надеяться на людскую доброту.
Его поймали на второй день. Обессилевший от голода, вконец замёрзший, он забрался в какой-то двор, где хозяева держали форель. Он засунул трепыхающуюся рыбину под куртку, выбрался наружу, добежал до речки и, найдя уединённый берег, вцепился зубами в упругий, шершавый от мелкой чешуи бок. Это было одновременно отвратительно и прекрасно. Желудок заурчал, сжался в спазме, грозя отправить съеденное наружу, но Макс напился речной воды, заставив его успокоиться. “Считай, что это было сашими, — увещевал Макс свой мозг. — Или тартар из форели. Прикинь, сколько это стоит в московском ресторане?” Сон сморил его неожиданно. А проснулся он от удара ботинком под рёбра. Макс застонал. Над ним стояли три сына Аслана.