— Так-то ты отвечаешь на доброту нашего отца, сучонок? — Рамиз присел на корточки и схватил Макса за куртку.
Омар наступил ботинком на кисть. Макс закрыл глаза, и заскрипел зубами от боли. “Нет, только не руки, — мысленно взмолился он. — Господи, пожалуйста! Только не руки!”.
— Трясёшься, гад? — прошипел Рамиз. — Омар превратит твои музыкальные пальчики в кашу. Ты этого хочешь?
Макс замотал головой, и, превозмогая нестерпимую боль, прошептал.
— Зачем я вам? Мне надо домой…
Омар грубо загоготал, ещё сильнее вдавливая руку Макса в камни. Макс не выдержал и застонал. Гигантский Салман положил брату руку на плечо.
— Не перестарайся. Отец нам этого не простит.
Омар отступил, а Рамиз заставил Макса подняться.
— Пшёл… Пусть отец с тобой разбирается, падаль.
Так бесславно закончился его побег. Но соседи по бараку смотрели на него с уважением. До той поры те, кто пытался бежать, как правило, не возвращались. Или возвращались, но ненадолго. Очень быстро нечеловеческие условия труда и побои делали своё дело, и беглец отправлялся в последний путь на носилках, укрытый холщовым мешком. Положение же Макса почти не изменилось. Работники могли только гадать, чем он так важен для Аслана. Впрочем, и сам Макс не мог ответить на этот вопрос. До поры, до времени.
Через три дня после возвращения из своего неудавшегося побега Макс заболел. Всё утро его знобило, тело ломило явно не от усталости, к которой он уже привык, в глазах мерцали звёзды, и к обеду Максу казалось, что он вот-вот упадёт. Когда Омар привёз еду, Макс уселся со своей миской на камень, безразлично поболтал в ней ложкой, отставил в сторону и прилёг на землю, свернувшись калачиком. Ему нужен был отдых. Хотя бы самый маленький. Хоть несколько минуточек.
Он очнулся в том самом сарайчике, где отдыхал перед выступлением тогда, летом. Заботливая Разият сняла холодное полотенце с его лба и заменила его новым. Рядом исходил благодатным теплом электрический обогреватель. Макс попытался было приподняться, но Разият остановила его, коснувшись плеча.
— Лежи. У тебя температура.
— Почему я здесь?
— Отец сказал, что тебе тут лучше будет. Так ты не заразишь других.
— Разве вы лечите рабочих? Я думал, раз заболел — прямая дорога на кладбище.
Разият нахмурилась.
— Не говори глупостей. Я не позволю тебе умереть. Тем более, это обычная простуда. Ты замёрз… когда убежал…
Она чуть помолчала и спросила, обдав его жаром чёрных кавказских глаз.
— Зачем ты убежал?
— Думаешь, мне здесь лучше, чем дома? — невесело усмехнулся Макс.
Разият удивлённо приподняла брови.
— Я не знаю. Я нигде больше не была.
— Я здесь раб. Невольник.
Разият пожала плечами.
— Наверное, ты прав… Дома всегда лучше… Тебя кто-то ждёт там?
— Родители… — тихо сказал Макс. — Наверное, они с ума сходят. И ещё… Девушка…
— Ты уверен, что она ждёт? — в голосе Разият звучали сомнение и надежда одновременно.
— Я верю. Потому что, если я не буду верить, я просто лягу и умру. Безо всякой болезни. От тоски и горя.
Разият вздохнула. Как бы ей хотелось, чтобы её так кто-нибудь любил. А ещё лучше, чтобы не кто-нибудь, а он. Макс Гром. Раб её отца. Мужчина, который поёт изумительные песни проникновенным голосом, который достаёт до самых чувствительных местечек души. Ей давно пора замуж. Всем одноклассницам родители нашли женихов. А некоторые из них уже матери. И только Разият засиделась в девках. Отец и братья злятся, и срывают зло на ней. Будто она виновата, что у них такая репутация. Их боятся из-за влияния, и презирают за их нечистый бизнес. Вот и не хотят родители сватать своих сыновей. Видно так и придётся всю жизнь горбатиться на мужчин. Когда приезжает жена Рамиза, так она тоже начинает шпынять бедную Разият. Хорошо ещё Омар и Салман пока не женаты. Но это вопрос времени. Разият надула губки и тихонько засопела, готовая вот-вот расплакаться. Нет-нет, только не сейчас, не перед Громом.
— Ты как себя чувствуешь? — немного справившись с эмоциями, спросила Разият.
— Как будто катком переехали, — признался Макс. — Видела когда-нибудь каток?
Разият мотнула головой, разметав по плечам по-детски заплетённые косички.
— Машинка такая, которая асфальт утрамбовывает. Тяжеленная ужасно, — пояснил Макс.
Интересно, сколько всего придётся рассказать этой дикарке, чтобы хоть немного приблизить её к цивилизации?
— В Москве, наверное, так много всего? — широко раскрыв глаза, протянула Разият.
Они говорили долго. Макс рассказывал о дорогих машинах, ночных клубах, музеях, многозальных кинотеатрах, ярких рекламах, скоростных шоссе и о многом, многом другом. Разият слушала внимательно, изумлённо приоткрыв рот, и лишь изредка задавала уточняющие вопросы. Особенно её интересовало, что носят её ровесницы, чем интересуются, какую музыку слушают. Макс удивился:
— А телефон? У тебя ведь есть телефон? Разве ты не можешь узнать всё это из интернета?
Разият порылась в глубоком кармане длинной юбки и достала маленький старенький кнопочный телефончик.
— Вот это мой телефон, — Максу даже показалось, что в её голосе прозвучал вызов. — Другого отец не разрешает.
— М-да, — хмыкнул Макс, — негусто.
— Да уж…
Ближе к вечеру Разият пошла в большой дом, чтобы обслужить за ужином мужчин, а потом вернулась. Она принесла Максу еду и горячий чай на травах.
— Горный чабрец хорош от кашля, — назидательно произнесла она.
На редкость сытная еда и чай разморили Макса, и он быстро заснул, не подозревая, что именно эта ночь решит его дальнейшую судьбу.
Наутро Макс проснулся от ощущения, что на него кто-то смотрит. Он чувствовал жуткую слабость, а футболка на нём промокла насквозь. Видимо, он здорово пропотел ночью. Открыв глаза, он увидел трёх девушек, стоявших в дверях сарайчика. Они о чём-то перешёптывались, но так тихо, что Макс не мог разобрать слов. На полу, поджав к себе колени, сидела, хлопая глазами, перепуганная Разият. К н и г о е д . н е т
Внезапно за спинами девушек возникла внушительная фигура Аслана. Он что-то проговорил по-своему, и девушек, как ветром сдуло.
— Иди в дом, дочка, — строго приказал он.
Разият вскочила, закрыла лицо руками и, всхлипнув, выбежала прочь. Аслан присел на табурет.
— Ну и что мы будем с этим делать, Макс?
— С чем? — Макс всё ещё был не в состоянии мыслить с полной ясностью.
— Ты провёл ночь с моей дочерью, — заявил Аслан. — Она опозорена. Честь нашей семьи под угрозой.
Макс пристально вглядывался в его лицо. Он шутит что ли? Прикалывается? Но, похоже, Аслан был абсолютно серьёзен.
— В смысле “провёл ночь”? — Макс всё ещё надеялся перевести ситуацию в шутку. — Я вырубился от дикой слабости. О чём ты говоришь, Аслан?
— Свидетели видели, что Разият проснулась рядом с тобой.
— На полу?
— Не важно. Они разнесут эту весть по селу. Разият опозорена. А вместе с ней и мы.
— Ну нет, — отмахнулся Макс. — Признайся, что ты это всё подстроил.
Аслан сложил руки на груди и откинулся, оперевшись спиной на стену.
— А это не важно. Мою дочь видели утром в твоей комнате. У моего народа и за меньшее мажут дёгтем двери. Я не позволю, чтобы какой-то заезший музыкантишка попользовался моей дочерью, и свалил.
— Да куда я свалю-то… — грустно усмехнулся Макс, — дальше вашего завода?
— А вот это я готов обсуждать. — Аслан резко нагнулся к Максу. — До дома дойти сможешь?
Сердце Макса забилось часто-часто. Надежда резко взмахнула крыльями, и Макс постарался обуздать её, боясь разочарования.