Она бросилась обнимать Гейдриха.
— Чудесно! — воскликнула она.
К ее удивлению, Гейдрих выставил руки, не подпуская ее.
— Пожалуй, я должен и тебя взять под арест, — сказал он.
— Что? — ахнула Ильза.
В глазах Гейдриха недоверие боролось с вожделением.
— Будь я беспечен, я бы не стал шефом службы безопасности всего рейха. Допрашивать нужно всех свидетелей. Если ты проведешь ночь в моем застенке, это будет благом для нас обоих, — сказал он, стараясь не смазывать слова в кашу.
Он схватил ее. Потянул за платье, бешено целуя, его руки бегали вверх и вниз по ее телу.
Какой-то миг ее искушала мысль сдаться. Почему нет? Гейдрих уже в ловушке, и нужно захлопнуть ее покрепче — пусть задохнется. Но тут она вспомнила о Викторе. И тут же вспомнила о Рике.
И крепко ударила Гейдриха по щеке.
— Перестань! — закричала она. — Ты думаешь, я одна из твоих потаскух?
Гейдрих ослабил хватку.
— А не все ли женщины? — осклабился он.
— Будь так, — мягко сказала Ильза, — будь я всего лишь потаскухой, стала бы фрау Хентген так меня ненавидеть?
Гейдрих промолчал.
— Будь я шлюхой, ты желал бы меня так?
Гейдрих выпустил ее и тяжело осел на пол.
— Ты ведьма, — вздохнул он, — околдовала меня. — И горестно рассмеялся. — Видишь, как имперский протектор дрожит перед тобой.
Ильза, смиряя отвращение, погладила его по волосам.
— Ты любишь меня? — спросил Гейдрих.
— Иначе зачем я стала бы спасать тебя от смерти? — ответила Ильза.
Теперь она видела, кто он есть на самом деле. Маска зверя слетела. Ильзу больше не мучила совесть за то, что с ним случится. Это будет убийство из милосердия.
Ильза склонилась, заставила его посмотреть ей в глаза. Безоглядное вожделение — ахиллесова пята Гейдриха, и теперь, как троянец Парис, она выпустит туда стрелу и прикончит врага.
Ильза прицелилась и спустила тетиву.
— За всем этим стоит человек по имени Виктор Ласло, — прошептала она.
Ее слова возымели желанное действие. Глаза наместника вновь полыхнули огнем.
— Ласло! — фыркнул он. — Этот жалкий слабак! Этот Feigling,[150] который бежит от одного звука моего имени! Который печатает самое похабное вранье обо мне и о рейхе и считает себя героем! Я прикончу его голыми руками!
Теперь Ильза, по крайней мере, знала, от чего все это время защищал ее Виктор. Сердце болезненно екнуло от внезапного прилива нежности к мужу.
Гейдрих нетвердо поднялся на ноги. Чтобы не упасть, уцепился за Ильзу, и та улавливала его дыхание на лице, запах его одеколона, видела его ненависть и чуяла его страх.
— Этот Ласло опасный человек, — сказала Ильза. — Пошли на Чехов мост лучших людей. Поставь их выслеживать Ласло. А мы с тобой завтра поедем через Карлов мост.
Гейдрих замахал кулаками:
— Я не побегу! Пусть Ласло не думает, что я его боюсь! Истинный ариец ни от кого не бежит!
— А это не бегство, — заверила его Ильза. — Ты просто избавляешь людей, которые тебя любят, от волнений. Какая разница, завтра поехать через Чехов мост или на следующей неделе? Для тысячелетнего рейха это всего лишь миг. Все время на земле — твое. А Виктор Ласло уснет навечно.
Гейдрих посмотрел на нее в отчаянии.
— Люби меня, — взмолился он.
— Нет, — сказала Ильза. — Сейчас не время для любви. Сейчас время ненависти.
Гейдрих подобрался, пытаясь вернуть свое достоинство.
— Немец должен забыть низкую похоть ради сильнейшей страсти. Я пошлю людей на Чехов мост. Ты останешься здесь до утра и поедешь со мной утром через Карлов мост, чтобы вся Прага увидела имперского протектора и его подругу вместе!
Гейдрих холодно пожелал Ильзе доброй ночи.
— Имей в виду, однако: если мои люди ничего не найдут на Чеховом мосту, ты умрешь. Если что-нибудь непредвиденное случится на Карловом мосту, я убью тебя лично. — Гейдрих формально поклонился. — Приятных снов, фройляйн Туманова.
Глава тридцать пятая
Свет ранней зари 27 мая 1942 года нарисовал замок Градчаны каким-то обломком из снов Франца Кафки. Нет, это не просто сон Кафки, сообразил Рик, — это ночной кошмар. Хочется верить, что у него все закончится счастливее, но надежда слаба.
Несмотря на конец мая, на улице прохладно. И никого кругом, все спят. Ни машин на дороге, ни грохота подземки под ногами, ни мальчишек-газетчиков, нагруженных утренними газетами; цветные уборщицы не бредут устало по домам, итальянские зеленщики не спрыскивают товар, железнодорожные кондукторы-ирландцы не шагают в отутюженной форме к Пенсильвания-Стэйшн на первый рейс в Балтимор, и даже ни единая парочка копов лениво не заигрывает с припозднившимися проститутками на Таймс-сквер и не дожидается в нетерпении открытия булочных через час.