— По-моему, мы условились, что, если наш друг задержится хоть на секунду дольше пяти минут, операция отменяется, — напомнил Рено, показав на свои часы.
— Нет, — сказал Ласло. — Он едет. Я точно знаю.
— А я убежден, что нет, — ответил Луи.
Пора кончать с шарадами. Ему хотелось уйти и смыться подальше, пока их всех не повязали и не расстреляли.
Рено двинулся было прочь, но его резким рывком втащили обратно в тень Клементинума.
— Вам не терпится уйти, а, мсье Рено? — сказал Ласло. — Интересно, отчего вы так уверены, что объект не появится. Наверное, вы знаете то, чего не знаю я. — Ласло сильнее сжал локоть капитана. — Мне сообщили, как вы проболтались этой дурочке. Поначалу я принял это за простую безответственность. Теперь я думаю иначе. — Ласло развернул капитана к себе. Они лицом к лицу стояли в сыром сумраке древних стен. — Поэтому Гейдрих не приедет, да? Потому что вы его предупредили. Я всегда вас подозревал, и теперь я знаю точно: вы — предатель.
Луи собирался возразить, сказать слово в защиту своей чести, но тут Виктор Ласло приставил к его груди дуло револьвера.
— А с предателями мы поступаем так, — сказал он, и раздался приглушенный выстрел.
7:56. Истекая кровью на тротуаре, Луи Рено услышал музыку. Он не единожды слыхал ее в Касабланке, всякий раз, когда приезжал с визитом какой-нибудь фашистский сановник: «Гогенфридбергский марш», символ имперской Германии, написанный Фридрихом Великим. Особо не приходилось гадать, для кого сейчас звучала эта серенада.
— Моп Dieu![151] — прошептал Рено. Он давно не молился Богу и отчаянно вспоминал, что говорить дальше, но умер, так и не вспомнив.
Глава тридцать шестая
Когда они подъехали к центру Старого города, Ильза вдалеке услышала музыку. Как неуместно. Сердце Ильзы било, как молот, когда она с притворной радостью обратилась к Гейдриху.
— Как чудесно! — воскликнула она. — Что это?
Гейдрих метнул в нее короткий взгляд.
— Это мой личный военный оркестр, посланный по моему распоряжению из замка приветствовать вас, — ответил он. — Откуда им знать, что сегодня утром я изменил маршрут.
Он встал во весь рост — машина приближалась к Староместске Намести, центральной площади Старого города. В боковых улицах скопилась тьма народу — явились посмотреть на имперского протектора во плоти. Гейдрих стоял прямой как палка, вытянув правую руку. Прохожие останавливались и в изумлении глазели на великого человека, Ильза слышала в толпе крики «Хайль Гитлер!».
— Смотри, как мой народ любит меня! — ликовал Гейдрих.
— Не больше, чем я! — в отчаянии крикнула она и схватила его за руку. — Если вы меня тоже любите хоть каплю, избавьте меня от вида смерти Виктора Ласло. Я всего лишь слабая девушка, непривычная к крови и страданиям, и я не хочу опозорить моего протектора на Чеховом мосту каким-нибудь проявлением слабости. — В ее голосе звенела тревога. — А если вдруг что-то случится с вами, я этого не вынесу! Пожалуйста! Умоляю вас!
7:56. Машина Гейдриха проезжала через площадь. Можно свернуть на Парижску и поехать через Йозефов к Чехову мосту или прямо по Платнерской улице к реке, налево у Клементинума, потом направо к Карлову мосту и дальше прямо до самого конца.
— Прошу тебя, Рейнхард, — сказала Ильза. — Поедем по Карлову мосту. Дай мне услышать музыку и насладиться твоей славой. Вчера вечером я была дурой, отвергнув любовь такого человека. Теперь я это понимаю. Сегодня все будет по-другому, обещаю. Убей их всех, только не у меня на глазах. Умоляю тебя!
Все еще стискивая его руку, Ильза взглянула на Гейдриха. Он смотрел прямо вперед.
Музыка зазвучала громче.
Ильза успела бросить взгляд на часы. Машина опаздывает на шесть минут.
Гейдрих слегка сжал Ильзину руку и отрывисто скомандовал водителю.
— Избавить прекрасную женщину от зрелища смерти — поступок, достойный настоящего немецкого аристократа, — сказал он.
«Мерседес» выехал с площади прямо.
— Спасибо, Рейнхард, — сказала Ильза, наконец переводя дыхание.
И засмеялась безудержно и истерично; все напряжение, все страхи разом вырвались на волю.
Машина свернула налево на Крыжовницку.
Ильза хотела что-то сказать, и тут до ее ушей донесся слабый, едва слышный хлопок.
Гейдрих рефлекторно потянул воздух своим длинным носом борзой, вынюхивая пороховой дым. Ему знаком этот звук, знаком этот запах, и он понимал, что они означают.
Он грубо рванул левую руку из Ильзиных пальцев. А правой потянулся вниз — расстегнуть кобуру.
— Что это? — спросила Ильза.