Рено улыбнулся. Маленький симпатяга капитан из Касабланки прогнал прочь угрюмую образину мсье Буше.
— Рики, вы превзошли себя, — сказал он, растаяв. Он уже смеялся над своей меланхолией. — Что меня в вас, кроме прочего, всегда восхищало, так это ваша дальновидность. Вы обо всем подумали.
— Кроме одного, — сказал Рик.
— Ильзы Лунд.
— Именно.
Нет уж, над этим Рику раздумывать не стоит, решил Рено. Есть вещи, которыми должен заняться Бог.
— Один вопрос: сообщим ли мы Ласло и остальной группе, что Гейдрих не собирается являться на наше маленькое рандеву?
— Очевидно, нет, — сказал Рик.
— Значит, только мы двое? Выходит, это наш маленький секрет?
Рик коротко кивнул.
— Превосходно, — хитро сказал Рено. — Не в первый раз. Но притом вы понимаете, что, вполне возможно, в этой игре ни один из нас не выиграет? Что мы оба проиграем?
— А иначе зачем бы я стал играть? — ответил Рик. — Осточертело выигрывать шулерскими костями.
— Если Ласло пронюхает, что вы знали, будто Гейдрих поедет другой дорогой, тогда ни ваша жизнь, ни, как ни жаль, моя не будет стоить…
— Фуфлыжного четвертака, — закончил Рик.
— Точно, — согласился Рено. — Что бы ни значило это слово. — Он поерзал в кресле. — Теперь позвольте мне обрисовать ряд альтернатив вашим выводам. Во-первых, тому, что Гейдрих послушается предостережения, засада пойдет насмарку, мы благополучно смоемся в Лондон и будем счастливо жить до самой смерти. Привлекательная гипотеза, но маловероятная.
— Почему?
— Потому что британцы учуют неладное в ту же минуту, как мы вернемся. Вероломный Альбион всем странам мира приписывает собственную двуличность. Нам еще повезет, если нас не пристрелят в первые двадцать четыре часа после приземления в Лондоне.
— Тут вы, может, и правы.
— Тут я безусловно прав, — сказал Рено. — Перейдем к пункту номер два. — Он секунду повозился с портсигаром, открыл. — Предположим, Гейдрих, несмотря на предупреждение, возьмет и явится на рандеву со смертью, взяв с собой без счету солдат. Что тогда?
— Рванем оттуда со всех ног, — ответил Рик.
— И нас убьют, не немцы, так чехи, не чехи, так британцы. Не важно: итог все равно один.
— А почему британцы? — спросил Рик.
— Разве можно, чтобы все узнали про неудавшееся покушение Союзников на одного из верховных фашистов? По-моему, ни к чему. — Рено изобразил, как лает пулемет в тюремном дворе. — Возможность номер три: Гейдрих едет по Карлову мосту, мы его поджидаем, и вопреки всем вероятиям Ласло удается закинуть бомбу в машину, и вопреки еще большим вероятиям она взрывается, и вопреки вообще любым вероятиям, какие ни назовите, Гейдриха убивает. Что тогда?
— Я и сам об этом думаю с самого Южного Кенсингтона, — ответил Рик. — После всего, что вы сейчас сказали, я не понимаю, зачем британцам наше возвращение.
— И я, — поддержал его Рено. — Спасательный самолет не прилетит, нас всех схватят и расстреляют, а британцы нас преспокойно дезавуируют. Вас с Ласло заставят наблюдать участь Ильзы, прежде чем вы примете свою. Потом немцы взаправду рассвирепеют и сровняют с землей целые города, а может, и небольшие страны, спасибо пашей опрометчивой выходке. Этого ли мы хотим?
— Я-то хочу другого, — сказал Рик, — да меня никто не спрашивает.
Рено оглядел друга с ернической отрешенностью. Сейчас они играли в самую опасную игру своей жизни, и вот — сидят и обсуждают будущее, словно болтают о ближайшем футбольном матче, к результату которого оба питают слабый интерес.
Что ж, может быть, это и впрямь не важно. Путь отступления из Праги с самого начала казался Рено маленькой отговоркой для приличия. Получится у них или нет, ни одна из враждующих сторон не захочет их принять или хотя бы признать знакомство. Но все равно — убьют ли они Гейдриха или, что гораздо вероятнее, их самих поубивают на месте или повяжут и убьют позже — скоро все закончится.
— Рики, — наконец сказал он, — какого исхода вы бы хотели? В смысле, если бы вы могли устроить так, чтобы все случилось в точности по вашему желанию, — как бы оно было?
Рик зажег новую сигарету, чтобы лучше думалось.
— Не знаю, — сказал он. — Пожалуй, я бы сказал, пусть Гейдрих умрет, а больше никто не пострадает; а мы благополучно улетим и будем жить долго и счастливо.
Рено улыбнулся:
— Кроме Виктора Ласло, вы хотите сказать.
— Может быть.
— Какие уж тут «может быть». Право, не знай я вас лучше, я бы предположил, что всю эту кашу заварили вы сами, чтобы погиб Виктор Ласло, а не Рейнхард Гейдрих.