– Тассэ, тассэ, – шептал он. «Тише, тише».
Прошло немного времени, Тенни вздрогнул в последний раз и затих, хотя его жалобные стоны и взгляд, полный ужаса, продолжали разрывать мне сердце. Я взяла влажное полотенце и промокнула лицо Тенни, затем, воспользовавшись моментом, влила ложку ивового отвара в пересохший рот. Вскоре оказалось, что худшее уже позади.
– Можешь уложить его, – сказала я принцу. – Я позабочусь о нем.
Д'Натель отрицательно помотал головой. Он держал раненого еще минут пятнадцать. Лишь когда стоны и подергивания окончательно затихли и Тенни заснул, принц выпустил его и уложил на постель.
– Отлично. – Я заметила на руке принца несколько кровоточащих царапин. – Позволь мне…
– Позови меня, если такое повторится. – Д'Натель быстро вышел из комнаты.
Хотя меня сильно расстраивала отчужденность Д'Нателя, я опасалась давить на него. Было несложно опекать его, когда он был лишь заблудившимся юношей со вздорным характером. Теперь я начала воспринимать его как принца, и хотя титулы мало значили для меня, его положение последнего защитника древнего народа, посланца из другого мира, заставляло относиться к нему несколько иначе. Ему многое нужно обдумать. Как и мне.
Этот Дассин был уверен, что я стану помогать Д'Нателю выполнить его магическую миссию. Но я сомневалась, хочу ли я этого. Если смерть Кейрона и ее ужасающие последствия даровали дар'нети шанс выиграть войну, значит, я уже отдала все, что только может отдать женщина. Может быть, настало время подумать о собственной судьбе и предоставить этого грубияна самому себе. Кроме того, он, кажется, не хочет моей помощи.
Баглос отказывался просвещать меня по любым вопросам, касающимся образа мысли принца, заявив, что этому препятствуют связывающие Проводников и дар'нети особые отношения. Связь между ними столь близка, что требует исключительного доверия, сказал он. Когда дульсе проходит мадрисс – специальный связующий обряд, – он передает свои знания, поступки и даже восприятие мира во власть своего мадриссона. И когда дар'нети использует свою силу, чтобы получить доступ к знаниям мадриссе, он оставляет собственный разум открытым и уязвимым. Поэтому после совершения мадрисса мадриссон клянется дар'нети никогда не использовать во зло силу своего приказания, а дульсе обещает мадриссе никогда не рассказывать о внутреннем мире своего господина. Раз Д'Натель не приказывал Баглосу пересказывать их беседы, дульсе не может и не станет этого делать.
Ладно. С этим я могу согласиться, но вопрос о нашем будущем придется поднять, нравится это его высочеству или нет. В вечер пятого дня после пожара я решила, что время пришло. Баглос сидел с Тенни, а мы с принцем доедали немудреный ужин, приготовленный дульсе. Может быть, если я заговорю раньше, чем он покончит с едой, он не уйдет.
Я отодвинула миску.
– Ты веришь тому, что рассказал нам Дассин? – начала я.
Д'Натель хлебом гонял по миске кусочек репы.
– Я знаю очень мало, но это я знаю точно: Дассин не лгал.
– И ты решил, что делать?
– Я должен попытаться завершить то, что нужно.
– Ты понимаешь, что это?
– У меня не было никаких магических озарений. – Его отрывистый ответ звучал грубо, как я и ожидала. Но пока я искала малейший повод опекать его и дальше, я заметила, как напряжено его лицо, какие длинные, тонкие морщины появились на лбу. В неровном свете свечи он казался смертельно уставшим.
– Ты спишь?
– Иногда. – Ответ звучал неубедительно.
– Что тебе мешает?
– Я сторожу. – Он бросил недоеденный хлеб в остатки похлебки и отодвинул миску.
– Но мы все по очереди сторожим. Никто не появлялся. Зачем…
– Поиск ведется почти каждую ночь. Страдания твоего друга привлекают их. Я могу… обмануть их… когда бодрствую. Они знают, что мы живы, но не знают, где мы. Мне придется продолжать.
– Поиск… – Когда наступал мой черед, я обходила сад и двор. Как же я могла не ощутить угрозу, почти материальный страх? Но потом я вспомнила, как Д'Натель глядел в огонь в домике Ионы, прислушиваясь к тому, что никто из нас не слышал. Наверное, Поиск зидов проявлялся не только в перемене освещения и удушливом запахе. – Ты должен был сказать. Мы должны сторожить по очереди, так же как мы дежурим.
– Вы с дульсе заняты твоим другом.
– Мы можем делать и то, и другое. Тебе не следует тащить весь груз самому.
Он пожал плечами.
– Разумнее всего решить, что делать дальше, – продолжала я. – Если зиды так близко, мы должны уехать отсюда, как только Тенни сможет двигаться.
– Но я даже не знаю, куда податься. – Он резко встал, с грохотом отодвинув стул. Мне показалось, что он выбежит из кухни, но он начал расхаживать вокруг стола; слова, вырвавшись на свободу, наползали друг на друга, словно тучи, внезапно затащившие ясное небо.
– Тысячу раз я думал об этом. Этот Мост! Я понятия не имею, какова его природа и как он выглядит, не знаю, где он расположен. Никто ничего не знает о Пропасти, над которой он висит, только то, что исходящий из нее ужас сводит людей с ума и «лишает Вселенную равновесия», – кто знает, что это означает? Баглос говорит, что Наследник Д' Арната ходит по Мосту и создает заклинания, которые помогают Мосту противостоять влиянию Пропасти. Разумеется, ожидается, что я «пойду по Мосту», но никто не может сказать, какие заклинания я должен налагать на него, мои соплеменники сомневаются, что я вообще способен на это. Да, еще эти зиды явно желают моей смерти. А дар'нети уверены, что моя смерть на Мосту уничтожит его.
Ошеломленная этой вспышкой, я пыталась найти ответ.
– Ворота. Начни с них.
Он снова упал на стул, подпер подбородок рукой и уставился в стол.
– Дульсе говорит, это стена огня, скрытая в комнате, которую могу отпереть только я… если, конечно, я тот, кем должен быть. Через стену огня проходишь в одном мире и после опасного перехода через Мост, который он не может описать, оказываешься в другом мире…
– …выходя из других Ворот. Их называют Воротами Изгнанников.
– Да, это обычный путь. Но он говорит, направление можно изменить до или во время перехода, именно поэтому дульсе, я и зиды, гнавшиеся за нами, оказались в разных местах. – Бесстрастный тон, которым он описывал события, не скрывал его сомнений.
– Да, Баглос говорил, его вышвырнуло из Ворот то, что он назвал трещиной, какое-то заклятие, из-за которого и он, и ты так внезапно оказались в другом месте. Но если ты должен был что-то делать на Мосту, значит, те, кто тебя направил, были уверены, ты найдешь его. – Чем больше я размышляла над загадкой, тем быстрее говорила. – Что, если направление изменили, чтобы защитить тебя от ворвавшихся в комнату зидов? Возможно, от Ворот Изгнанников отбросило только Баглоса и зидов, а не тебя. Значит, если ты попадешь в то место, в котором впервые в этом мире встал на землю…
– Но я ничего об этом не помню. Ты слышала, что говорила старая Целительница. – Громче. Настойчивее. Он снова терял контроль над собой. Но он так ничего и не узнает, если его терзают сомнения.
– Подумай. Напрягись. Что это была за земля? Ландшафт? Были там города или деревни?
Его рот превратился в упрямую тонкую черту, он отрицательно замотал головой.
– Я бежал. Дни и ночи, без остановки, казалось, я бежал вечно.
– Так и было, когда ты попал ко мне. Ты был измучен, истощен, болен. Баглос говорит, он искал тебя уже две недели, когда я пришла к нему. Если ты прибежал ко мне сразу от Ворот, тогда Ворота должны находиться в десяти днях, в десяти днях бега, от Данфарри.
– Ты догадлива. – Его ладони вжимались в дубовую столешницу с такой силой, что я не удивилась бы, увидев в дереве дымящиеся отпечатки. Он вручал мне последнее, что у него оставалось, явно сомневаясь, смогу ли я найти во всем этом смысл.
Но я не стала огорчаться, не теперь, когда главная загадка моей жизни начала раскрываться передо мной. Я вскочила с кресла и, в свою очередь, заметалась по кухне.
– Мы можем сделать еще один вывод. Там было холодно. Баглос чувствовал ледяное дыхание зидов, пересекая пропасть. Селина сказала, твои самые ранние воспоминания – смятение и обжигающий холод.