– Ты говоришь, муж служит в арсенале? – Стражник покосился на черную ленту у меня на рукаве и понимающе кивнул. Судя по числу черных лент на рукавах жителей Монтевиаля, каждый потерял на войне сына, брата или мужа.
– Да, сударь. Он ремесленник. С честью служит самому королю. А наш Тевано был легионером, не просто солдатом. – Я разрыдалась и закрыла лицо передником, чтобы юный стражник не заметил обмана. Один из его товарищей, человек средних лет с густой рыжей бородой, внимательно смотрел на меня со своего поста с другой стороны приземистой дворцовой башни.
– Ладно. Проходи. Но только до арсенала и сразу обратно.
Я поклонилась и быстро прошла под мрачной аркой ворот, старательно отворачивая лицо от рыжебородого стражника. Может быть, не стоило входить через те же ворота, через которые мы с Кейроном входили почти каждый день в течение двух лет.
Оказавшись за углом башни, я свернула с дорожки, ведущей к арсеналу, и направилась в мастерские, которые Кейрон использовал для нужд Хранилища Древностей. Первый раз за десять лет я приближалась к дворцу лейранских королей с радостным, а не дурным предчувствием. Даже хлопающие на ветру алые знамена, означающие, что Эвард дома, не могли заставить меня замедлить шаг, когда я ступила на вымощенную кирпичом дорожку, отделяющую парадную часть дворца от хозяйственных каменных построек.
Следующая задача – узнать, жив ли кто-нибудь из прежних работников Хранилища. Все, кто работал с Кейроном, любили и уважали его, но их всех приговорили к «очищению», дорогостоящему и унизительному обряду, и я сомневалась, что найду здесь знакомых, тем более сочувствующих и незапуганных. Хуже того, когда я пересекла посыпанный гравием двор, то обнаружила в мастерских Хранилища шумную ораву потных скорняков.
– Чего тебе? – спросил бородатый работник, опуская свернутые в рулон шкуры на землю в трех шагах от того места, где я застыла в смущении. Из этой темной вонючей берлоги, где лупили молотками, резали, сшивали, выйдут горы седел, упряжи и сапог, необходимых Эварду для войны с Искераном.
– Я принесла записку секретарю Хранилища Древностей, – сказала я. – И не стала спрашивать, где оно находится. Потому что, когда я приходила с поручением в последний раз, оно было здесь.
– Похоже, ты давненько приходила сюда или просто заблудилась. Я работаю здесь уже восемь лет.
– Куда же они переехали? Моя хозяйка наверняка побьет меня, если я не передам записку.
– Хранилище, говоришь? – Скорняк поскреб седую бороду. – Что-то незнакомое. – Он задумался. Он понятия не имел, о чем я говорю.
– Там занимаются старьем, свезенным отовсюду: статуями, столами, доспехами, инструментами, надгробиями и прочим.
– А… Вроде как военные трофеи?
– Да. Да, именно.
– Наверное, это те парни из подземелья.
– Подземелья?
– Ага. Так мы их прозвали. Сидят внизу, словно кроты. Обойдешь этот дом, увидишь лестницу в подвал.
Спустись вниз, там покричи. Эти кроты, наверное, те, кто тебе нужен, – он добродушно улыбнулся мне почти беззубым ртом, – если, конечно, не решишь, что парни вроде нас все-таки получше.
Я улыбнулась мокрому от пота работнику.
– Не сегодня. Но если я найду того, кто мне нужен, значит, ты спас мою шкуру, этого я не забуду.
– Отлично. – Он взвалил свою пахучую ношу на широкие плечи и вошел в шумную мастерскую.
Когда я отыскала лестницу вниз, то увидела, что ступени ее засыпаны листьями, ветками, обломками кирпичей, а дверь внизу лестницы выглядела так, словно ее ржавые петли не смазывали со времен Освобождения. Я осторожно спустилась по крошащимся ступеням, с трудом отворила тяжелую дверь и вошла.
При виде темного и пустого коридора все во мне сжалось. «Здесь нет демонов», – говорила я себе, не вполне веря собственным словам. Единственным звуком, кроме звука моих шагов, было равномерное постукивание, доносящееся из дальнего конца, уводящего все ниже прохода. Я на цыпочках миновала черный провал, двигаясь к источнику звука. Бледный свет лампы сочился из двери слева от меня. Постукивание прекратилось, и я осторожно заглянула в дверной проем.
Темноволосый человек склонился над столом, заваленным инструментами, засыпанным пылью и обломками камня. Небольшая комната была забита горами ящиков, старыми книгами, кучами свернутых манускриптов, на полках теснились бутылки, банки, тряпки, расписанные горшки и коробки всех форм и размеров. Облупившаяся картина лежала на полу рядом с резной деревянной лошадкой, которой могло быть лет восемьсот. Из Искерана, я знаю. Лошади были священными животными искерских богов. Человек за столом поднял маленький молоточек и снова застучал.
– Прошу прощения, – произнесла я.
Он развернулся, со стуком уронив молоток. Небольшого роста, смуглый, с черными кучерявыми волосами, лишь недавно начавшими седеть. Носом, ртом и узким подбородком он смутно напоминал крысу.
– Расин!
Человек сощурился, нахмурясь.
– Кто здесь? Пожалуйста, выйдите на свет. Я не вижу в темноте, хотя те, кто выдает мне ламповое масло, кажется, думают иначе.
Я вошла в комнату и тут вполне насладилась незабываемым ощущением – когда мужчина при виде тебя падает замертво. «Когда-нибудь, – говорила я себе, обнюхивая горшки Расина, в надежде найти воду или вино, – кто-нибудь будет приветствовать тебя обыденным: „Привет, Сейри, как дела?“ Я решила, что содержимое широкой зеленой крынки не ядовито, и побрызгала из нее Расину в лицо. Потом опустилась на пол, пока он бормотал что-то и мотал головой, хватаясь за ножку стола.
– Моя госпожа! Прошу прощения. Я… это же просто… Я не… Я думал… – Он открывал и закрывал рот, словно рыба.
– Прости, что напугала тебя. Бояться нечего. Нет ничего противозаконного в том, чтобы поговорить со мной. За меня поручился король, я не бежала.
– Нет. Нет. Я просто подумал…
– И я не привидение.
Он вытащил платок из кармана камзола и утер капли, стекающие по лицу.
– Просто от неожиданности. Изумления. Здесь так тихо. Никто не ходит. Все это было так давно. Что привело вас сюда, моя госпожа?
– Я приехала в город, и мне интересно посмотреть, что стало с коллекциями. Я рада, что они на твоем попечении.
Он густо покраснел.
– Ах, моя госпожа, назвать это попечением! Я остался один. Нет денег на то, что мы делали когда-то, А коллекции… тю-тю! Полагаю, искерская кампания стоит невероятно дорого. Все, что можно было продать, продали. Переплавили всю медь и все серебро. Драгоценные камни выковыряли из всего, что только могли найти. Даже доспехи и мечи забрали на вооружение или переплавку. Остались только камень и бумага, да и те сильно пострадали после… – Он испуганно поднял на меня глаза.
– Да, они пошли на это. Но ты все еще здесь. А кто теперь Хранитель?
Он пододвинулся ближе и понизил голос.
– Никого. Никто не осмелился претендовать на этот пост. Я по-прежнему секретарь, у Хранителя Имярек. Но я не жалею. Я могу сидеть здесь и делать что умею. Только что притащили кучу вещей из Керотеи. Все хлам, кроме лошадки и этой шкатулки.
На скамье стоял кубический футляр из потрескавшейся и облупившейся кожи, окованный прогнившей медью.
– Я пытаюсь вынуть штыри из петель, чтобы открыть его, не повредив, как учил господин Кей… Хранитель.
Тяжело вздохнув, Расин встал на ноги, распрямился и протянул мне руку, помогая подняться с пола. Он больше не дрожал, но был немного смущен. Он несколько раз открывал рот, пытаясь заговорить, и вдруг выпалил:
– Не думал, что увижу вас еще когда-нибудь, моя госпожа.
– Конечно не думал. Я и сама не думала когда-либо оказаться здесь.
Нежданная встреча с помощником Кейрона означала, что невероятная история, которую я заготовила, чтобы попасть в подвалы, больше не нужна. Расин явно хотел поговорить. Я выслушала его.
Предложив мне стул, единственный в небольшой комнате, он сдвинул брови.
– Я часто думал… мечтал… вернуться назад и кое-что исправить.
– Кто из нас не мечтал? – Я неловко взгромоздилась на высокое сиденье.
– Я должен был говорить. – Он умолк, его взгляд затуманился, словно он заглянул внутрь себя, прежде чем посмотреть мне в глаза. – Никто, кроме вас, не высказался в его защиту. Я должен был это сделать. Вся эта болтовня Ригора, глупая, невероятная ложь о летающих ящиках, оживших трупах, и никто не стал спорить с ним. Но я боялся.