Д'Натель увел нас на поляну далеко от дороги, и пока мы устраивались на ночь, я вспоминала записку, оставленную утром для Якопо. Я не только сообщала о нашем отъезде из Монтевиаля, но и говорила, что Роуэн обвинил его в связи с убийцами. Будет ли Якопо полезен зидам после разоблачения? Допустят ли они, чтобы Роуэн рассказывал всем, кто они такие? Мое отвратительное высокомерие убило и Якопо, и Роуэна.
На следующее утро, за чаем и беконом, Паоло, а не Якопо стал главным предметом обсуждения. Баглос заявил, что мальчишка нам не нужен и он может отправляться на все четыре стороны.
Я и слышать об этом не хотела. Страх, укоры совести и жесткая земля вынудили меня провести бессонную ночь, я была раздражительна и нетерпелива.
– Нам придется либо везти его в Данфарри, где есть люди, способные позаботиться о нем, либо взять его с собой. Ребенок на дороге, один…
Пока скорбный Паоло седлал лошадей и навьючивал на них сумки, я пояснила Д'Нателю и Баглосу, что случается с детьми, которых никто не опекает. Местные власти подпишут бумагу, где сказано, что ребенок будет получать содержание в обмен на труд до тех пор, пока ему не исполнится шестнадцать. Иными словами, он будет работать целыми днями от зари до зари, и поскольку хозяину не нужны дети старше шестнадцати, таких работников морят голодом или дают непосильные задания, которые калечат детей. Многие умирают, не дожив до шестнадцати. А у такого далеко не здорового ребенка, как Паоло, вообще не будет шансов.
– У нас нет времени везти его в деревню, – заявил Баглос. – Нам нужно найти Ворота.
– Нет. Возвращаться назад опасно. – Я была пока не готова рассказать о масштабах своей глупости.
– Значит, мальчик останется с нами, – просто подытожил принц, отметая возражения Баглоса и снимая груз с моего сердца.
Когда я сообщила Паоло, что он будет путешествовать с нами, пока не подвернется возможность отвезти его в Данфарри, мне показалось, он стал на пядь выше.
– Но тебе придется отрабатывать содержание и слушаться всех нас беспрекословно.
– Все, что прикажете, обещаю.
– Дорога будет небезопасна, но ты уже выказывал в прошлом свою храбрость, и теперь мы ожидаем от тебя не меньшего. И самое главное, ты услышишь и увидишь многое, о чем никому нельзя рассказать, ни теперь, ни впредь. Наши жизни, и твоя тоже, будут зависеть от твоего молчания. Думаю, ты понимаешь, о чем я. Ты готов?
Паоло заулыбался и закивал головой, пожалуй, он впервые был близок к тому, чтобы сказать «спасибо».
– Для начала, – продолжала я, – возьмешь на себя лошадей. Баглос очень не любит возиться с ними, а у тебя, я знаю, хорошо получается.
Пока я пересказывала Баглосу наш с Паоло разговор, мальчик обхватил руками шею моего чалого и уткнулся в коня лицом. Пусть из всего этого выйдет хоть что-нибудь хорошее.
Мы ехали к Триглеви всего два дня, а все животные уже стали лучшими друзьями Паоло. Они при каждом удобном случае обнюхивали его шею, карманы и узкие ладошки, а ему было достаточно прищелкнуть языком, и лошади были готовы делать все, что от них требуется. Скоро мне уже казалось, что мальчик умеет читать мысли животных так же легко, как дж'эттаннин. На третье утро путешествия, когда Паоло помогал мне сесть в седло, я пожаловалась, что чалый плохо понимает мои команды. Паоло спросил, отчего я не называю коня по имени, тогда тому было бы легче. Когда я ответила, что не знаю его имени и у меня не было времени придумать его, мальчик уставился на меня с презрительным недоверием.
– Его зовут Огненный Шип. Не понимаю, как этого можно не знать.
– А как зовут коня принца?
– У него пока что нет имени. Он выбирает. – Я не совсем поняла, идет речь о принце или о его коне. – Третьего зовут Полярная Звезда. – Подходящее имя для скакуна Проводника.
– А твоя лошадь?
Паоло вспыхнул, похлопывая по шее свою кобылку.
– Молли. Она всего лишь хромая лошадка. Вроде меня.
Мы держали путь на запад.
28
Через три дня быстрой езды мы выбрались из лесов и оказались в каменистых холмах западного Лейрана. Это был суровый край, подверженный резким переменам погоды, с одинокими бедными селениями и землями, пригодными только разве что для выпаса овец. Я охотно верила, что именно здесь и жил Автор. В своем дневнике он жаловался на непредсказуемую погоду и каменистые почвы, которые так труд о обрабатывать, что он был вынужден продавать свой талант, чтобы прокормиться.
Выехав из леса, мы тут же принялись расспрашивать в каждом доме, каждой деревне, где может находиться Йеннета, рядом с которой находились развалины. Деревеньки такого размера, как Йеннета, редко обозначались на картах, и даже те, кто слышал о ее существовании, имели смутное представление о ее местоположении. Один сказал, что это на севере, другой – что деревня находится строго на восток от того места, где Гленавен впадает в Дан. Третий сказал, что там нет никакого разрушенного замка, а деревня стоит рядом с каменоломнями. Странствующий медник, которого мы встретили у придорожного колодца, оказался самым осведомленным. Он сказал, что бывал в Йеннете.
– Два года назад. Там почти никто не живет. И те, кто остался, такие бедные, что у них не найдется и чайника на починку.
И он нарисовал нам план, в соответствии с которым Йеннета лежала между неким холмом Пелла и разрушенным замком, построенным еще в те времена, когда в Лейране не было королей. Холм Пелла напоминал старинный курган, Курган Пелла – место, изучением которого всегда мечтал заняться Кейрон.
Мы отправились по указанному медником пути, погони пока не было. Проехав лиг двенадцать на запад, мы оказались у развилки. Дорога направо вела на северо-запад и соединялась с главной дорогой, идущей из Монтевиаля строго на запад к Ванесте. Менее наезженная дорога, ведущая налево, чуть отклонялась на юго-восток, огибая Курган Пелла, а затем поворачивала на юг к Йеннете.
На второй день нашего продвижения по плану медника тучи сгустились и с каждым часом становились все мрачнее. Раскаты грома разносились по каменистым холмам, и в разгар утра черное небо прорвало.
Баглос, съежившись в седле, ехал впереди, серый плащ прилип к телу под секущими струями воды. Паоло на своей Молли двигался вслед за дульсе. Около полудня мальчик развернул лошадь и остановился, перегородив дорогу и вынудив меня тоже остановиться. Я раздраженно набросилась на него:
– Поезжай, Паоло. У меня нет желания торчать под этим дождем дольше, чем необходимо.
Паоло был с головой завернут в необъятный плащ и сидел на своей лошадке, словно едущая за мужем на войну искерская женщина, которой запрещено выражать свои чувства иначе, как глазами. Высунув из своего одеяния только кончик носа, Паоло кивнул на грязную колею, уходящую влево. Из сочащейся влагой земли торчали небольшие группки сосен и берез и поднимались массивные, странной формы глыбы гранита, похожие на отвалы, оставленные гигантским кротом. Колея была довольно прямая, возможно, когда-то здесь была дорога.
– Отлично, Паоло! – Пришлось кричать, чтобы заглушить шум бури. – Нагони Баглоса, скажи, что мы нашли поворот. Я подожду принца.
Д'Натель весь день тащился позади. На самом деле с первой ночи в Монтевиале он почти отделился от нашей компании. Редко говорил и, когда мы ставили лагерь, мало ел и почти не спал, обходя дозором окрестности, пока мы с Баглосом стояли на часах; сам он дежурил последним, когда все остальные уже спали.
Прошло уже больше получаса, когда он появился. Раздраженная долгим ожиданием под холодным дождем, я не стала дожидаться, пока он подъедет, а махнула рукой и свернула на грязную дорогу, спеша вслед за Баглосом и Паоло. Чем дальше в сторону, тем меньше колея походила на дорогу и все больше – на ручей. Ветер дергал и рвал плащ, словно проверяя, не осталось ли на моей одежде и теле сухого места. Казалось, он прилетел прямо с заснеженных вершин на юго-западе посмеяться над моим летним одеянием. Скоро вода и грязь окружили нас со всех сторон, и я перестала понимать, куда еду. В детстве мне нравилось наблюдать грозу над голыми холмами вокруг Комигора. Но буря теряет изрядную часть своего очарования, когда рядом нет трехфутовых стен и шестисотлетней крыши, чтобы спрятаться.