- Н-но, родимые!
Кони захрапели, испугавшись лежащего на земле, но их подстегнули, и они переступили через человека.
Собаки в тот вечер выли жутко, по-звериному, без умолку.
Подводчика отпустили, и он привез страшную весть в сельсовет. Парни, встретившие Аграновского у выезда из станицы, домой не вернулись, ушли к бандитам.
Аграновского похоронили на месте гибели.
Песня звучала рядом, сотни глоток выводили:
В одних хатах радостно горели огни, другие смотрели в ночь слепыми окнами, но за ними тоже не спали, падали на колени в переднем углу перед иконами, воровски освещенными лампадками, били поклоны, молили бога, чтобы разудалая песня не была панихидой по их Федьке или Тарасу…
Песня смолкла, донеслись гортанные выкрики команд, заржали кони, чего-то требуя от ездоков, звякнуло ведро у колодца…
«Не буду спать, - поклялся Ваня. - Мать заснет, а я убегу. После случая с артистами она боится отпустить меня от себя на минуту, а сама уходит, по трое суток пропадает в городе. Сдержит слово командир полка или забудет? Неужели прав коневод Логинов Илья? Я рассказал ему по-честному, а он: «Будь при матери!» Мне уже пошел пятнадцатый, я уже не мальчик».
Матери не было. На столе лежала записка, написанная карандашом. Она просвечивала на солнце, как сухой лист.
«Проспал, - испугался Ваня. - Скотину выгнали, а я все валяюсь на перине».
Он спрыгнул с кровати, поспешно оделся.
- Тю, малахольный! - раздался голос Акулины. - Поперед кочетов портки надевает. Очи выкатил, смотри, лопнуть.
- Сколько времени? - спросил Ваня с испугом.
- Коровку еще не доила. Скаче, як скаженный. Лягай, почивай, куда навострился?
- Мне надо, - ответил Ваня. - Мне сегодня к командиру идти, к самому Логинову.
- Связался черт с младенцем! Поснидай трохи…
- Некогда, не хочу.
Акулина сунула ему в карман теплого пшеничного хлеба. Ваня выбежал на двор. Около крылечка гоготали гуси, в крапиве с порубленными верхушками - следы «сабельных атак» ребятишек - квохтала наседка, замычала корова в сарае с полуобвалившейся крышей… Утро показалось подростку необыкновенно радостным. Ноги не чувствовали земли. По утрам почему-то тело ощущает необычную легкость при беге. Тропинка петляла через сад, мимо подсолнухов, поворачивающих желтые плоские головы следом за светилом, тропинка вывела к коновязи.
Ваня сразу заметил незнакомого гнедого жеребца. Дончак. Поджарый, на высоких тонких ногах, с развернутой грудью, с длинным хвостом. Говорят, что когда волки нападают на лошадь, один забегает сзади и дергает за хвост, чтоб свалить жертву, второй вгрызается в горло и не спастись тогда никакому коню. Ерунда это! Взрослую сильную лошадь волкам не взять, если она не в оглоблях, нападают они на раненых, больных или старых, которые еле передвигают ревматичные ноги с узловатыми суставами, могут зарезать жеребенка и то, не дай бог, кобылица или вожак табуна услышит крик детеныша - примчатся, затопчут супостата. Некоторым коням стригли хвосты не потому, что хозяин боялся нападения волков. От небольшого ума эта мода пошла с германской - у немецких битюгов были подрезаны хвосты и гривы, как кустарники в «диком» лесу, где каждое дерево пронумеровано. Настоящий казак никогда не будет уродовать друга: хвост помогает держать направление во время бега, им лошадь отгоняет тучи слепней и мошки. Да и что за Булан, если его изуродовали на манер бульдога!
Дончак фыркнул, понял, что понравился мальчишке, скосил буйный черный глаз… Откуда появилась у Ванюши любовь к лошадям? Родился в Кронштадте среди каменных зданий, на острове, где видел лошадей разве только под седлом господина коменданта города, в Кронштадте даже не было извозчиков. Как-то на улице ремонтировали мостовую, не ту, которая мощена чугунными решетками, а мощенную мраморной брусчаткой около фортов. Он увидел из окна: телега увязла в песке развороченной мостовой, на ней десяток бочек с квашеной капустой для кухни. Мужик тупо бил лошадь прутом, а Ванечка выскочил из дома без пальто, повис на руке мужика:
- Не трожь! Ты плохой! Я тебя не люблю!
Пьяный мужик оторопело уставился на мальчонку, сбросил с рукава, прохрипел:
- Уйди, барин, зашибу!
Рыдающего Ванечку увели домой, мужику, вернее, его лошади подсобили проходившие мимо матросы в белых брезентовых рабочих робах, подтолкнули плечами телегу и выкатили на брусчатку.