Люди насупились. Гнедко переступал рядом с белым жеребцом Севостьянова. Странно устроены лошади: Ваня тянется к начальнику штаба, за честь считает быть около него, а Гнедко и Буян не ладят между собой, ссорятся, мелко пакостят друг другу, как две старые девы, - то прикусят за круп, то лягнут, разве только не вцепятся в гривы, как в волосы.
- Очередная провокация, - говорит Миша Севостьянов. - Хитры на выдумки.
- А если не брешут?
- Еще хуже… Позор на всю армию.
После той памятной ночи, когда приезжали чекисты, в полку было спокойно, да и арестованных по подозрению в бандитизме подержали в «карантине» лишь четверо суток, затем выпустили, взяв с них пролетарское слово помалкивать. К белым ушел лишь Чиба, да во втором эскадроне в крапиве за лавкой купца Шилова нашли зарезанного Авдеенко, лучшего дружка перебежчика: зарезал Чиба своего подручного, не поделив награбленное добро, а добро досталось народной власти.
Поговорили, потолковали, организационных выводов не было, постепенно забыли волнения, а тут опять ЧП!
Казаков не сопровождают. Они медленно едут вдоль строя эскадронов, нахохлившиеся, как сычи. Буравят взглядами конников, и во взглядах их неприкрытая ненависть, и каждый боец в строю отвечал им таким же взглядом, непримиримым и пылким, потому что никто не желал верить, что кто-то смог ограбить этих двух вытесанных из мускулов рубак, точно впаянных в седла. Попадись им в чистом поле - искрошат шашками, как шинками капусту на засол. Ваня запомнил их лица: у одного шрам через лицо, а другой огненно-рыжий, с аккуратно подстриженной квадратной бородой.
Время шло, и казалось, не будет конца постыдному разглядыванию. Первыми зашептались зрители - жители станицы, высыпавшие из улочек. Зароптали и конники, видно, раны, обиды, нанесенные недавней бузой Чибы, были еще болезненными и бойцам требовалось очиститься от «скверны». Лишь Василий Григорьевич Логинов был спокоен, как будто происходящее его не касалось.
Казаки остановились напротив Севостьянова и Вани, и вдруг казак со шрамом на лице подмигнул из-за спины казака с квадратной бородой. Севостьянов, кажется, не заметил знака, а Ванечка заелозил в седле, зачем-то нагнулся к стремени.
Смотр заканчивался. Командир полка понял, что бойцы могут и не сдержаться, и во избежание непредвиденных осложнений послал к казакам дежурного по полку. Тот подлетел и нарочито громко гаркнул:
- Ну что, есаулы, парад приняли?
Казаки перекрестились, как на пасху, загундели:
- Утих во всем вашем кагорту немае. Дюже здается, шо были то не ваши хлопцы, бо несхожи с вашими.
Они повернули коней и нырнули в ближайшую боковую улочку. Кто-то из мальчишек, рассевшихся, как галки, на плетнях, пронзительно засвистел вслед:
- Ату их, ату-ту!
- Миша, - не вытерпел Ваня. - Почему Василий Григорьевич разрешил осматривать полк? Если это разведчики? Они все высмотрели.
- Вполне возможен и такой вариант, - ответил Миша Севостьянов. - Но мы и так на виду. Любой может нас пересчитать, когда полк входит или уходит из станицы. Это бандиты скрываются от населения, а мы регулярная часть - опора Советской власти. Дойдет до боя… Суворов учил: «Воюют не числом, а умгением», тем более что нас больше, чем бандитов. Лазутчики не выведали ни наших намерений, ни маршрута. Вот что главное.
- А ты не заметил?.. - начал было выяснять загадку казацкого сигнала Ваня, но Михаил Севостьянов прижал его колено своим, и Ваня понял, что лучше помолчать.
Жаль, что в полку не было духового оркестра! Очень жаль! Впереди колонны реяло красное знамя, за ним по четверо ехали песенники, самые голосистые хлопцы в когорте. И неслась над Боргустанской звонкая песня, правда, старая, так как новых еще не сочинили.
Под оркестр ехать бы было сподручнее - кони удивительно музыкальные животные, как только слышат музыку, начинают гарцевать, и шею изгибают лебедем, и равнение держат лучше…
Сразу видно, что полк вернулся в место расположения без единой потери.
Ваня ехал рядом с Логиновым по правую сторону. Вдоль плетней и заборов стояли люди, хлопцы и девчата вышли встречать. Свои и враги, те, кто за комсомолию, и те, кто за старый режим; на лице не написано, кто сочувствующий Советской власти, а кто притаился змеей подколодной, ждет подлого часа, чтоб укусить ядовитым зубом. Ярко светило солнце, день был теплым, в садах покраснели поспевшие яблоки: наступало время сбора урожая.