К ним примкнул с коровой и двумя лошадьми соседский мальчишка, остриженный матерью ножницами «под лесничку», чтоб вшей не водилось. Звали его Ленькой. У него был веселый характер.
Вечером пошел дождь. Клуней оказалась мазанка с печуркой и загоном под навесом.
Ленька, сидя у печурки и глядя на язычки пламени, рассказывал про упырей и утопленников, пугая Гришкиных девчонок до икоты.
Ванечка удивлялся буйной и мрачной фантазии Леньки и простодушной доверчивости девчонок, которые враки воспринимали, как чистую правду.
За стеной клуни мерно жевали жвачку коровы, громко и грустно вздыхали лошади, изредка слышался топот овец - они перебегали из одного загона в другой: овцы почему-то сломя голову бросались вслед за бараном. Наверное, если бы он бросился с парома в Дон, овцы тоже бы нырнули за ним.
Глупая скотина - овца!
5
В деревне вставали чуть свет с третьими петухами. Всю ночь бушевал ветер с дождем. К утру буря стихла, осталась хмарь, она повисла над шляхом, домами, пригибая дым из печей к земле. При такой тяжелой погоде Сидорихины не топили - дым оставался в избе, не желал вытекать во двор. Если бы даже и был дымоход, печь все равно бы дымила.
В предрассветной влажной неразберихе Полина пошла с ведрами к колодцу. Носить воду на коромысле она научилась еще в Архангельске, где не было водопровода в домах, ходили за водой к уличной колонке.
Старые яловые сапоги со стоптанными каблуками скользили по мокрой траве, от них разило дегтем, зато они не пропускали воду, и ноги были сухими. На голове лежал толстый теплый платок из плотной нити.
- Эй, хозяйка! - окликнул кто-то Полину из кустов лозняка. Листья уже опали, но лоза росла плотно, в ней можно было спрятаться от постороннего глаза.
- Кто это? - встрепенулась Полина.
Голос был хриплый, простуженный.
- На дворе чужих нет?
- Нет! Выходи, не прячься!
- Не признала?
- Сереженька? Ты, что ли? Ой! Ты! Что с тобой случилось?
- Ничего! Переодели для маскировки.
Полина глазам не поверила - моряк Балтфлота вышел из лозняка в серой солдатской шинели без хлястика, в рваной зимней шапке, в замызганных опорках… Где же его кожаная куртка, где знаменитые широченные клеши и тельник в прорезе фланельки, где бескозырка? Где, наконец, верный маузер? Казалось бы, ерунда: в чем ни ходить, лишь бы не голым, шапка рваная заячья или бескозырка - на ленточке «Северный флот»… Ан нет! Беляки и те за погоны держались. Тельняшка, клеши или широкий ремень с бляхой - все это ясно указывало, как мандат ревкома, на социальное положение хозяина, на чьей он стороне борется - за большевиков и Ленина или за царских наследников, Учредительное собрание. Вроде всего-навсего полосатая тряпица - тельник, но за право носить ее братишки жизни отдавали - беляки не брали моряков в плен, они боялись их пуще холеры или светопреставления.
- Здравствуй! Уж не обессудь, - простуженно попросил Сергей Иванович. - Придет время, свое надену. Поль, как тут? Что нового в родном краю? Не штормит?
Он обнял и горячо поцеловал любимую жену.
- Ой, колешься, как сапожная щетка, - сказала Поля, потирая щеку.
- Ты без меня с сапожной щеткой целовалась, что ли? - рассмеялся матрос. - Что, разлюбила без кожанки?
- Сережа, не говори ерунды, - сказала Полина. - Ты мне всякий люб, сам знаешь. Страшный больно, никогда тебя таким не видела. Всегда подтянутый ходил, мой моряк.
- Перезимуем так… Все спокойно? - спросил моряк.
- Куда там… - вздохнула Полина. - В округе терские казаки свирепствуют, даже не с Кубани они, а откуда-то с Северного Кавказа. В черкесках, кинжалы наподобие «Дикой дивизии» Корнилова. Горцев тогда сагитировали, не пустили на Петроград, эти свои, русские, эти страшнее, потому что свои. Какая-то «Волчья сотня» подчиняется лично Шкуро.
- Самые у них зверье, - посуровел Сергей Иванович. - Про меня не спрашивали?
- Вроде нет… А чего про тебя спрашивать?
- Насолил я им. Пусть ищут. И не заезжали?
- Мимо проезжали. Они Васю, твоего дружка, зарубили, его жену. Семен говорил, в общем, белые знают, что отца тоже прижал продотряд, хлеб отобрали.
- Семен враг, - сказал зло моряк. - Сын где?
- Дед его спрятал.
- Ты бы тоже сховалась. Жену чекиста жалеть не будут. Зови деда, я в бане подожду. Стой! Семен дома?
- Собирался в кузню ехать за Дон, к цыгану. Борону починять. Я видела, он мерина запрягал, Зорьку с Ваняткой отослали. Сел Ваня на лошадь - вылитый казак.