Дневники — наши братья. Наше второе «я», нередко более точное, чем первое. Альтер эго... Был вторник, когда дневник вобрал в себя последнее слово Андерсена. Самое последнее его письменное слово на этой земле.
Среда двадцать восьмого июля была тёплой, дожди обходили болезнь Андерсена стороной, и он выбрался на веранду.
Четверг изнурил его до того, что не было даже сил подняться с постели.
И в этот день особенно яркой и свежей была роза, которую принесла ему фрау Мельхиор. Каждый день свежая роза посещала Андерсена. Он поклонялся розам, и они не забыли его на ложе смерти.
— На небесах ждут меня другие розы, другие сказки, — произнёс больной.
Он обменялся с цветком понимающим взглядом. Потом пожал руку, протянувшую ему столь драгоценный подарок. В розе была огромная сила жизни, и ни один лепесток даже не догадывался о смерти.
Глаза хозяйки были как глаза ожившей в человеческом обличье розы.
— Благодарю. Бог помог мне в конце жизни. Людей более добрых, чем вы и всё ваше семейство, я просто не могу представить. Если бы не слабость, то я мог бы пуститься в пляс.
В течение дня он впадал в беспамятство. Роза уже не могла ему ничем помочь.
Дни шли для него очень медленно. Смерть точно раздумывала: пора или не пора?
Но на небесах ждали его уже другие розы. Более светлые и красивые, чем в саду фрау Мельхиор.
В последнее время он быстро уставал от гостей и говорил им сразу:
— Оставьте меня. Я хочу побыть один. Я не понимаю, как я себя чувствую. Кажется, я вообще уже не могу чувствовать. Единственное моё чувство — моя смерть.
Наступил август.
— Вы, должно быть, устали от меня, — сказал он, ненадолго возвращаясь из небытия, точно, погостив в иной жизни, вернулся, забыв что-то здесь, среди людей и роз.
— Что вы, что вы...
Во второй день августа он крепко спал всю ночь. Его разбудили в десять утра, для завтрака.
Глаза его открылись с удивлением, точно он был уже в другом мире, и он сказал:
— Ах, какое блаженное состояние! Здравствуйте все!
Руки его выпорхнули из-под одеяла. Одна ладонь досталась лакею, вторая — фрау Мельхиор.
— Но зачем вы меня разбудили?
— Для завтрака.
— Как? Я ещё не завтракал? — Мысли его стали путаться, обижаться друг на друга и разбегаться в разные стороны.
— Ничего не могу понять. Что-то странное со мной.
— Не будете ли вы так добры встать с постели? Её надобно перестелить.
— Значит, я ещё жив, — он сделал попытку улыбнуться, словно найдя в себе силы, которые могли бы воедино стянуть нити мыслей.
Он сидел в кресле, пока постель перестилали. Жизнь втекала из летнего сада.
Ночь с понедельника на вторник, со второго на третье августа была чужой для жизни.
Третьего, к вечеру, явился приглашённый доктор. Он был тих и любезен.
— Он привёз медицину. Это дурной знак, — встретил его Андерсен.
— Но он приезжал каждый вечер в течение двух недель.
— Вот как? Ах, да, так оно и есть. Пусть приезжает.
В десять часов вечера Андерсен заснул. Ночью лакея разбудил кашель. Он увидел Андерсена держащим чашку с габерсупом. Половина чашки пролилась на одеяло. Сил донести чашку до рта у Андерсена уже не было.
Утро четвёртого августа Андерсен встретил, прерывисто дыша. Подумали, что у него жар. Он не просыпался. Зная, как дорог больному сон, его не стали будить. Фрау Мельхиор была около его постели. В одиннадцать утра она отлучилась из спальни. Через несколько минут прибежал лакей и сказал, что больной глубоко вздохнул, пошевелил языком и умер.
— Смерть во сне чаще всего даётся праведникам, — произнесла фрау Мельхиор и разрыдалась.
Сквозь слёзы она проговорила:
— Он рассказал мне сон. «Однажды мне снилось, — сказал Андерсен, — что я лежу мёртвый в вилле Ролигхед и из моего тела вырастают цветы. Я будто говорю: смотрите, ведь я не умер, а расцветаю, как цветы весной!»
Взгляд её упал на розу, которую утром принесла она больному. Роза — это ежедневный ритуал, и она каждый день боялась, что забудет о розе, и приказывала лакею напоминать ей об обязанности перед Андерсеном.
Первый лепесток упал с неё, хотя фрау Мельхиор сама выбрала эту розу для своего сказочника как самую свежую и красивую из тех, что встретила в это утро в саду.