В сердце Божием Мессия пребывал «от века», а в грядущем царству Его не будет конца[301]. Явление Его восстановит согласие между людьми и природой, между миром и Творцом.
Однако эсхатология пророков не исчерпывалась ожиданием Христа. «День Господень», говорили они, будет днем величайшего Богоявления[302]. Сам Запредельный войдет в мир, Сам Сокровенный станет явным и близким для сынов человеческих.
Но не дерзость ли, не безумие надеяться на это? Ведь Бог бесконечно выше всего созданного! «Видевший Его не может остаться жив». Мудрецы ветхозаветной Церкви отвечали и на этот вопрос. По их учению, есть лики Неисповедимого, которые как бы обращены к природе и человеку. Употребляя земные понятия-символы, их можно называть Духом, Премудростью и Словом Господним[303]. В них заключена та мера божественности, которая соотносима с тварью. Ими даруется существование Вселенной, и через них Сущий открывает Себя человеку.
Но когда пророки пытались описать явление Слова или Духа, они представляли его в виде мирового катаклизма, потрясающего небо и землю. Точно так же и Мессия рисовался большинству из них в облике могучего триумфатора, окруженного силами небесными. Лишь немногие пророки, например Исайя Второй, изображали Его без ореола внешнего блеска.
Вплоть до евангельских времен вера в Мессию-воина говорила народу куда больше, чем идеи мистического мессианизма. В римскую эпоху боевой революционный дух получил явное преобладание. Мечта о Спасителе стала земной утопией, вдохновлявшей партизан Гавлонита.
Почему Иисус прямо не осудил это направление?
Скорее всего, причина здесь крылась в том, что оно черпало свои идеи из пророческих книг. Отделить же в них подлинное прозрение от традиционных метафор, в которые оно облекалось, люди были еще не готовы. Поэтому Христос, не затрагивая формы пророчеств, лишь стремился оттенить их духовный смысл, указать на то основное, что содержалось в библейской эсхатологии. Когда Он называл Себя Сыном Человеческим, когда говорил о Себе, как о благовестнике свободы и исцеления, когда давал понять, что пребывал в ином мире «прежде Авраама», – все это означало, что именно Он и есть Грядущий, Чей приход предрекали пророки.
Но Христос открыл и то, чего не предвидел ни один из них. Богоявление совершилось в Нем Самом, в обетованном Мессии. Безмерное и Всеобъемлющее обрело человеческий лик и голос в Плотнике из Назарета, «Сыне Бога Живого».
Сын Божий
В Библии мы нередко встречаемся с такими выражениями, как «сын благословения», «сын гнева», «сын пророческий». Они обозначают свойства, характер и призвание человека. Под «сынами Божиими» израильтяне обычно подразумевали духовные существа, ангелов, иногда же – праведников народа Господня или монархов, помазанных на престол. Поэтому наименование «Сын Божий» прилагалось естественно и к Мессии[305].
Христос постоянно называл Себя Сыном небесного Отца. Но из Его слов явствовало, что Его отношение к Богу не похоже на отношение других. «Никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Сына». Когда Он говорил: «Мой Отец», то касался неповторимой тайны Своей внутренней жизни: «Во Мне Отец, и Я в Отце»[306]. Однако это – не исступленное слияние мистика с божественной Глубиной, а нечто совсем иное.
Богосыновство становится во Христе Богочеловечеством…
Книга Царств повествует, как пророк Илия ожидал на Синае явления Славы Господней. Пылал огонь, ревел ураган, колебания почвы сотрясали все вокруг, но в этом не было Бога. И лишь когда в раскаленной пустыне внезапно повеял тихий прохладный ветер – пророк ощутил наконец присутствие Сущего. Нечто подобное произошло и в Священной истории. Ждали катастроф и падающих звезд, а вместо этого на земле родилось Дитя, слабое, как любое из детей мира. Ждали небесного витязя, сокрушающего врагов, а пришел назаретский Плотник, Который призвал к Себе «всех труждающихся и обремененных». Ждали могущественного Мессию и грозного Богоявления, а земля увидела Богочеловека, умаленного, принявшего земную «плоть и кровь»…
Весть о Христе приводила в смятение и иудеев, и эллинов. Желая заключить Его в привычные для них мерки, одни утверждали, что Иисус был лишь обычным смертным, на которого сошел Дух Божий, а другие – что Он имел призрачное тело, оставаясь в действительности только божественным Существом[307]. Между тем Евангелие говорит о Человеке, Который ел и пил, радовался и страдал, познал искушения и смерть, и в то же время Он, сам не ведая греха, прощал грешников, как прощает Бог, и не отделял Себя от Отца. Поэтому Церковь исповедует во Иисусе Сына Божия, Слово Сущего, Бога в действии, Который как бы проникает в самые недра творения.