Переменюсь ли я когда-нибудь в обратную сторону?
Он положил обе руки на пах и постарался вспомнить утраченную мужественность. Как приятно было становиться твердым! Это щекочущее предвкушение, пульсация, удары молота. Все ушло! Теперь он всегда будет мягким и текучим и будет получать.
Хенмер в мужской форме приблизился к нему.
— Как ты прекрасно выглядишь, — сказал он. — Как необычно. Как элегантно.
Клея охватило желание спрятаться.
Хенмер придвинулся ближе:
— Можно мне прикоснуться к тебе? Можно осмотреть тебя? Мы восхищаемся твоим другим Я, но можем оценить и новый облик. Он точно соответствует оригиналу?
Клей издал в знак согласия какой-то звук.
— Я люблю тебя, — спокойно сказал Хенмер.
— Пожалуйста.
— Нам нужно отпраздновать успешный Подъем Моря еще раз.
— Может быть в другой раз.
— Откладывать жестоко. Сейчас. Сейчас. — Хенмер дотронулся до груди Клея. Маленькие тонкие пальцы обвивались вокруг его сосков. Он выказал свое неудовольствие, и Хенмер погрустнел.
— Мы должны разделять ощущения, — произнес он. — Иди. Дай мне войти в тебя, как однажды и ты вошел в меня.
Клей вдруг все вспомнил: Хенмер обернулся женщиной вскоре после их встречи и стал теплым и нежным, правда быстро исчезнувшим, другом. Тогда Клей не возражал против его транссексуальности. Ему не казалось ненормальным совокупляться с тем, кто еще недавно был мужчиной. Но теперь, когда они поменялись местами, он не в силах отдаться. Он не отдастся. Твердое решение. Железная дева. Он попытался прикрыть наготу, спрятав колышущуюся грудь одной рукой, а другой закрыв низ живота. Образец целомудрия. Улыбка Хенмер наполнилась меланхолическим разочарованием, он был сражен благоразумным отступлением в лице непоколебимого девичества. Он не заставит его, потому что игра, может, не стоит свеч. Ну? Ну? Глаза Клея заморгали. Вокруг головы жужжали золотые пчелы. Он отвернулся и помчался прочь. Вниз по тропинке к реке у подножия утеса. Ветка стегнула по мягкой груди и оставила красную полоску. Он мчался со скоростью ветра. Тропинка петляла и изгибалась так, что иногда он не видел уступ, на котором остались лежать Скиммеры. Они его не преследовали. Обнаженный, слишком мясистый, он сбегал вниз.
На последних метрах своего пути он упал и замер. Поднявшись, он понял, что остался один. Собравшись с силами, огляделся вокруг. Над ним, словно плиты черного стекла, возвышались стены ущелья. Небо виднелось в далекой трещине. Здесь не росли деревья, лишь на берегу реки рассыпались маленькие красные грибки. Он осторожно пошел между ними, опасаясь раздавить их ногой.
Река не отвечала его представлениям о реке.
Ее основной голубой цвет причудливым образом переплетался с яркими вкраплениями красного, желтого и зеленого, словно по реке плыли некие цветные частицы. Река переливалась, словно в ней утонула радуга. Там, где поток рассекали клыки торчащих из воды камней, в воздух взмывали пенные буруны.
На самом берегу Клей опустился на колени и наклонился поближе к воде, чтобы хорошенько все рассмотреть. Да, окрашенные частицы, ясные и отдельные, несомненно, были в воде. Может, это вода, но в ней были пассажиры. Поток желеобразной рыбы? Он зачерпнул воду ладонью. В ней играли мерцающие огоньки, какие-то вспышки. Однако вскоре краски угасли. Вода, сочащаяся между пальцев, имела обычный цвет воды и не больше. Вылив воду, он попробовал зачерпнуть еще. Снова то же самое: ему удается что-то подцепить, но оно не остается в руке.
Придерживаясь руками за камни, он приблизил лицо к потоку. Теперь он услышал смутное бормотание, словно река монотонно говорила сама с собой. Краски сверкали. Казалось, их несли не частицы в реке, а они сами были компонентами реки. Он вдруг посмотрел на реку как на живое существо, некую границу между одушевленным и неодушевленным. Вот ее клетки, ее тельца, ее гомункулусы.