Машина в клубах пыли пробиралась по просеке. Пронзительно взвизгивали колеса, кренилась цистерна, покрытая пестрым потником из коровьих шкур.
В зарослях кебрачо появилась какая-то сгорбленная фигура: она подстерегала Кристобаля с товарищами. Издали ее можно было принять за мумию — так она была неподвижна. С виду не то ягуар, не то макака или ястреб, — только здесь они уже не водятся.
Мумия зашевелилась. Под клеенчатыми полями шляпы заморгали косые прищуренные глаза. Они были явно удивлены появлением небольшого грузовика, который, словно мифическое чудовище, пробирался по узкой, едва приметной просеке и все приближался.
Желтозубый рот растянулся — раздался предупреждающий свист.
— До котловины теперь рукой подать, — закричал Монхелос, указывая на толстый ствол кебрачо, вынырнувший из-за поворота, — еще немного, и мы на месте…
Пулеметная очередь оборвала его на полуслове. С дикими воплями на дорогу выскочили грязно-зеленые тени. Кристобаль свернул в непроходимые заросли, но было уже поздно. Резким толчком он выкинул из кабины Сальюи, а сам змеей скользнул в кусты через другую дверцу. Беглый огонь настиг Монхелоса и Гамарру, которые не успели соскочить. Пули мягко погрузились в их тела, как в губчатую резину, и они покатились по земле. Кристобаль выбрался из зарослей и потянулся за валявшимся на сиденье карабином, но пуля прошила ему руку. Он упал ничком, прополз немного вперед и замер.
Беспорядочно паля направо и налево, бандиты с гиканьем выскочили из своего укрытия. Кто-то промчался мимо, наступив на окровавленную руку Кристобаля. Люди как безумные кинулись к цистерне: перекошенные от жажды лица, искривленные рты, скрюченные руки замелькали у крана. Солдаты били друг друга прикладами, кусались и озверело царапались— каждый отвоевывал себе глоток воды. Самые нетерпеливые изрешетили выстрелами цистерну и жадно ловили брызнувшие из-под коровьих шкур водяные струи.
— Скорей! Живей поворачивайтесь! Скорей… А то появятся парагвайцы! — орал человек с нашивками унтер-офицера. Его никто не слушал. Зубы крошились о металл, тела извивались, как в падучей, из глоток вырывался прерывистый хрип.
— Давай быстрей! Обопьетесь, черти! — поторапливал их унтер-офицер. — Быстрей, быстрей! Сожжем машину!
Беспорядочная толпа понемногу редела. Одни, пьяно покачиваясь, отходили в сторону, потом падали наземь и начинали блевать: их истощенные желудки, переполненные водой, не выдерживали и отдавали ее обратно. Другие все еще цеплялись за кран или, широко разинув рот, вбирали в себя бьющую из-под шкур воду, отпихивая тех, кто старался наполнить ею фляжки.
— Быстрей, быстрей… А то появятся парагвайцы! Сожжем машину!
Серная слепящая молния с грохотом вспыхнула у них за спиной, и веером разлетевшиеся осколки скосили нескольких человек. Остальные, выведенные из оцепенения взрывной волной, бросились к лесу. Воздух снова с треском раскололся, слоистый газ — красный, желтый, зеленый — поплыл вдогонку за солдатами, бежавшими очертя голову.
Дым и пороховая гарь понемногу рассеялись, выпустив из своих тенет копошащуюся в зарослях Сальюи. Она шарила вокруг, пытаясь найти полевую сумку Гамарры и достать из нее новую гранату. Вид у нее был устрашающий, зловещий: волосы стояли дыбом, а над ними — земляной нимб. Сальюи уже собралась бросить гранату в крыло автоцистерны, как вдруг заметила Кристобаля. Он еле дотащился до крана, припал к нему, стараясь заткнуть его губами. Сальюи кинулась ему на помощь, потом быстро залатала палочками дыры в пробитой цистерне. Неожиданно ее взгляд упал на безжизненно висящую руку Кристобаля.
— Господи, — простонала она. Лицо ее сразу осунулось, потускнело.
Она прижала к себе Кристобаля, положив его ру-ку на свое плечо. Они прошли несколько шагов до кабины, поддерживая друг друга. Сальюи тоже качалась, но не потому, что ей было тяжело вести Кристобаля: на ее спине расплывалось большое пунцовое пятно. Они сели на подножку. Девушка вытащила из-под сиденья аптечку и стала перевязывать Кристобалю рану.