Все обеденное время тигры и львы лежат в клетках, высунув через решетку хвосты, лапы и даже уши, словно надеясь таким образом привлечь ветерок. Двигаются лишь их хвосты, разгоняя гудящих мух. Кони не ложатся — стоять прохладнее, чем лежать. Два мальчика по очереди обсыпают слонов пылью из порванного мешка, в котором раньше хранился лук или картофель. Кто-то поливает из шланга пол в главном шатре, однако это лишь ненадолго прибивает пыль.
Общая апатия охватывает даже шимпанзе, которые уже не носятся по клетке, а пронзительно кричат и иногда прыгают. Если в это время заскулит или залает собака, кто-нибудь обязательно даст ей пинка.
В полдень дрессировщики и акробаты обедают, затем спят часа два, поскольку их выступления начинаются после 15.00. Жара все усиливается, и пылинки поднимаются вверх, блестя в солнечных лучах, проникающих через вентиляционные отверстия главного шатра. В их свете пылинки роятся, подобно стаям мух. В перерывах между музыкальными номерами музыканты оркестра передают друг другу мокрую тряпку, чтобы протереть не только духовые инструменты, но и свои лица.
В 15.30 в зале остается много свободных мест. Приходят пожилые люди, которые не заняты полный рабочий день, а также маленькие дети. Обычно аудитория не очень пристально следит за выступлениями акробатов и дрессированных животных, им мешает жара и столбы пыли в воздухе. Но к актерам это не относится. Ни разу еще доктор Дарувалла не заметил, чтобы в 15.30 они выступали вполсилы. Акробаты, дрессировщики и даже животные выкладываются на полную катушку. Только вот зрители размягчены и не реагируют как надо. Фарук предпочитал вечерние представления, когда в цирк шли целыми семьями — молодые родители и достаточно взрослые дети, способные оценить все номера. В это время дня угасающий солнечный свет кажется мягким и словно удаляющимся на покой, пылинок в воздухе не видно, мухи уже засыпают, а москиты еще не появляются. На представлениях в 18.30 зал забит до отказа.
Первым номером, как правило, выступает «пластическая девочка», или «девочка без костей», названная Лакшми — по имени богини красоты и счастья. Четырнадцатилетняя скуластая красавица выглядит старше своих лет. В ярко-оранжевой юбке-бикини с желтыми и красными блестками, сверкающими в лучах прожекторов, девочка похожа на рыбу, чешуйки которой отражают подводный свет. В главном шатре делают затемнение, чтобы выделить игру подсветки, однако в лучах заходящего солнца хорошо видны детские лица.
Их много, но вряд ли прав тот, кто утверждает, будто цирк предназначен для детей. На самом деле он нужен и взрослым, которые с наслаждением наблюдают за их реакцией. Созерцая простоту номера девочки Лакшми, доктор терзался мыслью, почему ему не дано передать такую красоту в сценарии. Воображение Даруваллы буксовало, как только он доходил до сцены с ребенком-калекой, покинутым на вокзале Виктория Терминус. Вместо того, чтобы написать нечто чистое и хорошо скроенное, наподобие цирка, он начинал придумывать истории с убийствами, ранениями, где главным героем становился Инспектор Дхар.
Итак, старый мистер Сетна не разгадал причины страдания на лице доктора, глубоко недовольного самим собой. Приветливо ему кивнув, старший официант решился на редкую фамильярность с проходящим по залу официантом.
— Я рад, что не являюсь той противной крысой, о которой думает доктор, — сказал мистер Сетна.
Причина неудачи фильма «Однажды мы поедем в Индию, дорогая» скрывалась не только в алкоголизме сценариста и в том, что он немало украл из ленты «Черная победа». Сказались произвольные изменения режиссером «оригинального» текста Дэнни Миллса, а также геморрой и грибковое заболевание Хэтэвея. Дело усугублялось и тем, что красотка актриса, игравшая умирающую, но внезапно исцеленную жену, оказалась на редкость бездарна, хотя о ней печатали хвалебные статьи в газетах. Друзья и коллеги Вероники Роуз звали ее просто Вера, но на самом деле она родилась в Бруклине и звали ее Гермиона Роузен. Эта женщина оказалась племянницей Гордона Хэтэвея и дочерью его сестры «п…ды-страдалицы». Фарук лишь потом осознал, как тесен этот мир.
В конце концов продюсер фильма Гарольд Роузен понял, что его дочь — пошлая баба, как ее с первого взгляда воспринимали остальные люди. Однако Гарольд находился под каблуком жены, которая командовала также братом, и поступил в соответствии с ее мечтой, подразумевающей, что, изменив имя дочери, можно когда-нибудь превратить ее в кинозвезду. Однако отсутствие ума и таланта у девушки оказалось непреодолимым препятствием на пути мечты. Дело осложнялось еще и тем, что Вера просто не могла ни показывать всем свои голые груди, что осудила бы, наверное, даже леди Дакуорт.