– Я ненавижу эту страну! – кричала она.
– Сейчас порядок восстановится, – заверила ее Мехер.
– Я это ненавижу, ненавижу, ненавижу! – восклицала Вера. – Это самая ужасная в мире страна – я ее просто ненавижу!
В голову молодому Фарруху пришла мысль спросить актрису, почему она ненавидит, если хочет оставить своего собственного ребенка здесь, в Бомбее, но он чувствовал, что для этого слишком мало знает о культурных различиях между собой и мисс Роуз. Фаррух пожелал навсегда остаться в неведении относительно разницы между этими киношными людьми и собой. В девятнадцать лет молодые люди горазды на слишком широкие моральные обобщения. Взваливать всю ответственность на остальную часть Соединенных Штатов за поведение бывшей Гермионы Роузен было чуток сурово; тем не менее Фаррух чувствовал, что вычеркивает для себя Соединенные Штаты как будущее место жительства.
Короче говоря, из-за Вероники Роуз Фаррух испытал физическое недомогание. Конечно, женщине следовало принять некоторую ответственность за ее собственную беременность. И она попрала священную память Фарруха об эксгибиционизме леди Дакворт! Согласно легенде, самораздевания леди Дакворт выглядели элегантно, но почти без искуса. В сознании Фарруха груди леди Дакворт обнажались чисто символически. Но в памяти Фарруха навсегда болезненно запечатлелся вид реально голых Вериных сисек – столько в них было искренне плотского соблазна.
Человек с камфорой
Неудивительно, что с этими ошметками своего прошлого Фаррух все еще сидел за своим столом в темнеющем Дамском саду клуба «Дакворт». Пока младший доктор Дарувалла вспоминал это прошлое, мистер Сетна поставил перед ним еще один холодный «Кингфишер». Фаррух не притронулся к новому пиву. Выражение лица доктора Даруваллы было таким же отсутствующим, как взгляд смерти, отразившейся в глазах мистера Лала, хотя (как уже было сказано) грифы успели подпортить четкую картину.
В «Большом Королевском цирке», примерно за час до первого вечернего представления, на аллее между палатками артистов появлялся сутулый человек с жаровней; в ней светились раскаленные угли, и по шатрам акробатов и дрессировщиков растекался благовонный дым камфоры. Человек с камфорой останавливался у каждой палатки – удостовериться, что достаточно окурил ее. В дополнение к лечебным свойствам, приписываемым камфоре, ее часто использовали в качестве средства от возбудителей инфекций и при лечении зуда – для цирковых артистов это окуривание имело суеверное значение. Они считали, что вдыхание камфоры защищало их от сглаза и опасностей их профессии – будь то собственное падение или нападение животных.
Увидев, что доктор Дарувалла закрыл глаза, запрокинул голову и глубоко вдохнул воздух Дамского сада, напоенный ароматом цветов, мистер Сетна решил, что это Фаррух с удовольствием ощутил вечерний порыв ветерка, донесший до него запах цветущих бугенвиллей. Но старый парс ошибся. Дарувалла ощущал запах камфоры из жаровни, словно воспоминания о прошлом нуждались в дезинфекции и благословении.
6
Первый выбывший
Разлученные при рождении
Что касается Веры, молодой Фаррух не будет очевидцем еще более непрезентабельного поведения этой женщины; он вернется в школу в Вене, когда Вероника Роуз родит близнецов и одного оставит в городе, который она ненавидела, а другого заберет с собой. Это было шокирующее решение, но Фарруха оно не удивило; Вера была женщиной импульсивной, и Фаррух наблюдал за тем, как проходила ее беременность в месяцы муссонов, – он знал, сколь бесчувственной она могла быть порой. В Бомбее муссонные дожди начинаются в середине июня и длятся до сентября. Для большинства бомбейцев дожди несли облегчение от жары, несмотря на закупоренные и переполненные стоки. Только в июле закончились съемки этого ужасного фильма, и все это киношное отребье покинуло Бомбей – увы и ах, оставив в городе бедную Веру до окончания муссонов и на потом.
Она объяснила всем, что остается для «самоанализа». Невиллу Идену было безразлично, остается она или уезжает; он взял Субодха Рая с собой в Италию – макаронная диета, с удовольствием сказал Невилл молодому Фарруху, укрепляет выносливость в тяготах содомии. Гордон Хэтэвей пытался в Лос-Анджелесе довести до выпуска «Однажды мы поедем в Индию, дорогая»; хотя название фильма поменялось на «Умирающая жена», никакие повороты редактуры не могли изменить саму картину. Каждый день Гордон клял свою семью, которая навязала ему такую упрямую и бездарную племянницу.