— Все идет так, как в настоящем фильме, — прошептал он по поводу разворачивающихся событий.
Это замечание вернуло доктора на грешную землю, вновь напомнив о надвигающемся кризисе, о невозможной задаче утаить близнеца от его знаменитого брата, которого все узнавали на улице.
Даже если уговорить его скрыться на какое-то время, все равно брата-близнеца будут принимать за Инспектора Дхара. Хотя Дарувалла уважал силу ума иезуитов, однако брату-близнецу, который учился в семинарии иезуитов, потребуется нечто большее, чем прославленная сила их ума, чтобы снести все приставания людей, ошибочно принимающих его за брата. То, что доктору рассказали об этом человеке, говорило о недостатке его уверенности в себе. Подумать только, мужчине почти сорок лет, а он все еще учится, чтобы стать священником! Есть чему удивляться. Но к удивлению у Даруваллы примешивался и страх. Он знал, насколько в Бомбее ненавидят киноактера Дхара, и опасался, что его брата-иезуита могут убить. Здесь не жаловали священников-миссионеров.
А то, что Дхара вызывает негодование жителей Бомбея, было слишком очевидно. На всех рекламных афишах фильмов о полицейском инспекторе лицо Дхара или вырывали, или замазывали грязью. Жесткое и симпатичное, оно оставалось вне досягаемости только на верхних этажах зданий, поскольку туда не долетали куски грязи, брошенные рукой человека. Зато пронзительный взгляд черных глаз, знакомая улыбка, выработанная актером, притягивали и волновали птиц. Вороны и коршуны так и летели на эту улыбку. По всему городу птицы изгадили высотные рекламные щиты фильмов в местах, изображавших лицо Дхара. Все же актер довел свою усмешку до совершенства, что вынуждены были признать даже его недруги. С таким выражением любовник покидает женщину, наслаждаясь ее горем. Население Бомбея воспринимало движение губ киногероя как укус змеи.
Остальные жители планеты Земля и других городов Индии никак не реагировали на улыбки Дхара, взиравшего на Бомбей с высоких плакатов. Однако кинофильмы с его участием необъяснимым образом приносили наибольший доход именно в штате Махараштра, что вступало в неразрешимое противоречие с тем фактом, что все его жители ненавидели киногероя. Самому же актеру настолько пришлась по душе возбуждаемая в людях страстная ненависть, что он перестал сниматься в других ролях, даже не назывался другим именем. Этот человек превратился в Инспектора Дхара, что закрепила и запись в паспорте.
Разумеется, это был индийский паспорт, ненастоящий, поскольку — и об этом знал доктор Дарувалла — Дхар был гражданином Швейцарии, а в Индии не разрешается двойное гражданство. На самом деле вся жизнь Дхара протекала в Швейцарии, за что он испытывал глубокую благодарность Дарувалле.
Успех фильмов про инспектора полиции частично зависел от того, насколько успешно Дхар скрывал подробности личной жизни и как хорошо прятал свое прошлое. Как ни старалась публика, она не могла получить больше биографических сведений о загадочном человеке, чем он сам этого желал. Его биография напоминала кинофильм, где все неправдоподобно, придумано и нет достоверных, реальных деталей. Разумеется, одной из причин нескрываемого презрения к Дхару была и его биография, абсурдная и фантастическая.
Скандалы в прессе лишь укрепляли ведущее положение Дхара в мире кино. Поскольку актер не предоставлял вездесущим журналистам факты, они сами выдумывали таинственные истории, где он действовал, не подозревая, что этим оказывают ему услугу. Ложные сведения способствовали сокрытию его тайны, усиливали общую истерию и скандал вокруг его имени.
В итоге фильмы о полицейском инспекторе с его участием приобрели небывалую популярность, но не принесли актеру поклонников. Судя по опросам, зрители презирали Инспектора Дхара, который платил им той же монетой. Сам он предполагал, что даже немногочисленные его поклонники смотрели очередную киносерию, мечтая увидеть, как его постигнет неудача и он, наконец, опростоволосится. Но он оставался непобежденным главным героем, и бомбейская публика, которая видела в любимых киногероях полубогов, даже ненавидя Инспектора Дхара, не отказывала ему в праве быть кинозвездой.
Что же касается близнецов, разлученных после рождения, то по иронии судьбы подобная тема — излюбленный сюжет индийских сценаристов. Как правило, разлука близнецов происходит в госпитале, в штормовую погоду или при столкновении поездов. Обычно события развивались так, что один из разлученных шел по пути добродетели, а другой попадал в мир греха. Как правило, у близнецов было некое объединяющее начало, допустим, банкнота в две рупии, разорванная так, что у каждого оставалась одна часть. И в драматический момент, когда они готовы убить друг друга, знаменательная двухрупиевая бумажка выпадает из кармана одного близнеца. Соединенные таким способом, они вымещают справедливую злость на настоящем негодяе, неописуемом подонке, о черных деяниях которого публика узнает в начале фильма в виде какой-нибудь невообразимо бессмысленной истории.
И надо же, ненавистный жителям Бомбея Инспектор Дхара и был таким близнецом, реальным, которого на самом деле разлучили при рождении, а история его жизни, более невероятная, чем любая заумь, состряпанная сценаристами, им и не снилась. И ни один человек в Бомбее, да что в Бомбее — во всем штате Махараштра, не знал истории действительной жизни Дхара.
Вблизи девятой лунки на поле для гольфа, когда лепестки бугенвиллей ласкали ступни его ног, доктор сполна ощутил ненависть главного садовника-дегенерата к Инспектору Дхару. Этот неотесанный деревенщина маячил за спиной Даруваллы, с видимым удовольствием наслаждаясь иронией абсурдной ситуации, когда кинематографическому полицейскому инспектору пришлось играть эту роль в непосредственной близости от настоящего трупа. Парадоксальность ситуации напоминала доктору его собственную первую реакцию — он подумал, что бедный мистер Лал стал жертвоприношением для грифов-стервятников. В тот момент сам Дарувалла не избежал иронии.
— Эта работа по вашей специальности, — прошептал он на ухо Инспектору Дхару и вскоре готов был взять свои слова обратно.
В этом был весь Дарувалла, который сокрушался, что слишком мало знал как о своей родной стране, так и о приютившей его Канаде. Он чувствовал себя чужаком и тут, и там, и это рождало в нем ощущение, что он недалеко ушел от городского плебса, уличных недотеп или людей из толпы. А он не хотел быть, как все, и мысль о том, что он — самый обычный житель либо Индии, либо Канады, смущала его. Доктора охватывал неописуемый стыд, когда он ловил себя на том, что думает убогими стереотипами, как остальные люди. Вот и сейчас, в присутствии самой Смерти он не был оригинальным в своей реакции, а вел себя совершенно так же, как дубиноголовый и противный садовник.
Сгорая от внутреннего стыда, он предпочел перевести внимание на убитого горем мистера Баннерджи, не осмелившегося подойти к трупу ближе чем до отметки девятой лунки, где висел флажок, надетый на ровный флагшток и воткнутый в специальное углубление.
— Около одного уха очень много крови, — деловито заговорил Дхар.
— Думаю, это стервятники немного поклевали его. — Дарувалла не осмеливался подойти к телу поближе, поскольку был всего лишь ортопедом, а не патологоанатомом, вскрывавшим трупы.
— Не похоже, чтобы его клевали, — ответил Дхар.
— Да перестань разыгрывать роль полицейского! — Нервное напряжение все еще не оставляло Фарука.
В ответ актер бросил на него твердый, осуждающий взгляд, который в душе доктор воспринял как абсолютно заслуженное осуждение. Дарувалла осторожно переступил через стебли цветов, однако несколько ярких лепестков бугенвиллей все же застряли между пальцами. Краем глаза доктор взглянул на главного садовника и увидел, как окаменело его лицо при этом святотатстве. Одновременно Фаруку стало стыдно, что он не оказывал внимания живым, поскольку мистер Баннерджи явно страдал в одиночестве. Доктор уже ничем не мог помочь бедному мистеру Лалу, а Баннерджи казалось, что он относится к его умершему другу совершенно индифферентно. Плюс ко всему доктор еще не сказал неприятную новость своему молодому другу, однако должен был сделать это.