Нептица протиснулась между дочерью леса и сыном детей тропы, вскинула голову. Они оба погладили светлую макушку, и пальцы их встретились и переплелись. Нептица завертелась, недовольная, хотела, чтобы гладили ещё, но о ней забыли. Поддев соединившиеся ладони, нептица клюнула их несильно, фыркнула и отошла. Двое и не заметили, только встали ближе.
Дети леса вернулись, но говорить не спешили. Оглядели путников, давая понять, что не особенно им рады, и что подметили сплетённые руки и не одобряют этого.
Вперёд вышел один, с бородой, разделённой на три косы, одну широкую и две поуже по сторонам. Прокашлялся.
— Камень вернулся, — сказал он, — но этого мало. Вы видите и сами.
Он вскинул руку, указывая на рыжий пожар, полыхающий над лесом.
— Камень отняли вместе с жизнью последнего вождя, и мы думаем, для искупления нужна жизнь, отданная добровольно. Мы не можем требовать, сын полей, эту жертву не взять силой. Но боги ещё гневаются, а значит, камень должен вернуться к нашему племени: так шло много жизней и так должно продолжаться. Тебе решать, сын полей, готов ли ты идти до конца… или конец будет другим. Тебе решать.
— Так и знал, — сказал Нат. — А что, если я готов?
— Кальдур будет следующим вождём, и камень ты отдашь ему. Хельдиг, кровь первых Хранителей, ты знаешь свой долг…
— Э, нет, — перебил Нат, — какой ещё Кальдур? Что-то не припомню я такого рядом с собой, пока тащился с этим проклятым камнем через все Разделённые земли и дальше! Никакой Кальдур не прикрывал мою спину и жизнь не спасал, а значит, камня он не заслужил! Я знаю кое-кого более достойного.
Сын леса огладил бороду и усмехнулся.
— Мы не примем вождя другой крови. Как может встать над нами чужак, не знающий ни белого леса, ни наших обычаев?
— А она? Она дочь вождя и смелее всех вас, вместе взятых.
— Женщина? — спросил сын леса и поглядел с жалостью. — Где, в каких местах женщин делают вождями? Ну, отдай камень ей. Она всё равно вернёт его Кальдуру, только сперва родит ему сына, чтобы линия крови не прервалась. Это её долг, и она его знает, хоть, может, и забыла ненадолго!
И он поглядел, нахмурясь, на Хельдиг, но она не разжала руки.
— Ну так я ещё поживу с камнем, — сказал Нат. — Мне в вашем лесу нравится, во, даже в голове прояснилось. А вы подумайте пока, что лучше: совсем никакого мира или мир, где у вас вождь не такой, как вам хочется!
— Ты не понял, сын полей, — сказал его собеседник, качая головой. — Здесь не может быть торга и споров, и времени нет. Только одну ночь мы дадим тебе на раздумья, а когда она кончится, решение будет принято. Ты отдашь камень тому, кого мы признаем как вождя, или камень будет взят силой, а ты примешь смерть. Один из нас готов пожертвовать собой, если ты не готов. Когда эта ночь пройдёт, у нас будет вождь, и будет камень, и боги, я верю, сжалятся над нами всеми и простят в этот раз. Я не хотел, чтобы мне пришлось говорить эти слова, но ещё меньше я хочу это делать. Прошу, сын полей, подумай. Ты сам поймёшь, как лучше.
Сказав это, он перевёл взгляд на запятнанного.
— Ты можешь идти свободно, мы не станем держать. Благодарю, что помог им дойти, но ты, чужак, больше здесь не нужен.
— Я не уйду, — сказал Шогол-Ву. — Я клялся вести сына полей, и путь был долог и труден, но конец тяжелее всего. Я не бросил его прежде, и бросить сейчас подло. Я останусь до конца.
Сын леса нахмурился и хотел возразить, но один из стариков подал голос:
— Да пусть останется…
— Да будет так, — согласился говоривший. — Вы проведёте ночь на берегу реки. В поселение вам нельзя — там, рядом, покоятся ушедшие, — но в эту ночь вы не враги, а наши гости. И у вас будет крыша над головой, и вода, чтобы омыть себя, и пища. О ваших зверях позаботятся. Тело Галь мы заберём. Она будет предана земле, как равная нам, потому что заслужила, и любой твой выбор, сын полей, этого не изменит.
Нат склонил голову, но благодарным не выглядел.
— Хельдиг из рода первых Хранителей, ты пойдёшь с нами. Когда кончится ночь, мы выберем нового вождя, и ты отдашь ему сердце. Да будет так!
Она не стала спорить. Пожала руку напоследок, бросила взгляд, будто что-то хотела сказать, — не понять, что, — высвободилась и ушла, увела своих рогачей. Нат лишь взял с телеги стренгу.
Их заперли в купальне на берегу. Дали вымыться, оставили хлеб и сыр и заперли снаружи на засов. Напоследок сказали:
— Даже не думайте бежать. Стражи Шепчущего леса знают о вас и будут следить. Ты ведь помнишь стражей, сын полей, упавший в реку?
— Помню, — хмуро ответил Нат.
Теперь он стоял у оконца, слишком узкого, чтобы выбраться, и глядел в ночь. Там, снаружи, бродила нептица, иногда вставала на задние лапы, совала клюв в окно и тут же отходила, чихая. От камней на полу, казалось, ещё шёл пар.