— Вот оно, — сказал человек довольно. — «Под хвостами рыжухи». Название этой дыре в самый раз, но сейчас я и этому рад. Выспимся, отмоемся и дальше двинем. Ну, чего расселись? Давайте, привязывайте этих кляч. Я уже достаточно потрудился.
Глава 6. Представление
В этот закоулок, сквозь тусклые стёкла не могла пробиться даже улыбка Двуликого.
Шогол-Ву спустился по скрипучей грязной лестнице в общий зал, тёмный и низкий, где в этот час находились только двое: хозяин, возившийся у полок за стойкой, и неопрятный старик, уткнувшийся в кружку.
Чадил разожжённый очаг. Волны жара катились, наваливались душно. Побулькивало варево в чёрном котле.
Шогол-Ву вдохнул. Почуял дым и кислое — пролитую выпивку тут не подтирали, бросали поверх солому. В переполненном ведре гнили очистки. Принюхался ещё: похоже, ради них варили мясо.
Старый Ламме, хозяин, почесал лысеющий затылок, наклонился и торжествующе воскликнул:
— О!
И, выпрямившись с зажатым в пальцах пучком сухой зелени, захромал к котлу.
— Не клади, — остановил его Шогол-Ву.
— А?
— Говорю, не клади. Варево будет как вода, без жира, без вкуса.
— Это ж чёрный лист, ты чего! Для аромата.
— Нельзя его к птице.
— Да ты почём знаешь, а?
— Так мы со Сьёрлига, — раздалось с лестницы. — Кому, как не нам, знать о травах! И если друг мой, гм… друг мой Дарен говорит тебе не класть лист в котёл, так и не клади!
Человек, не торопясь и глядя под ноги, спустился. Потянул Шогола-Ву к столу, упал на лавку, наклонился ближе.
— А и правда, — вполголоса спросил он, — ты откуда знаешь про чёрный лист? Я вот такое слышу впервые. С чего бы тебе в готовке разбираться?
— Дарен?
— Ну, не могу ж я тебя звать родным именем, сам подумай.
— На старом наречии…
— Да, да, чудесное имя.
— …означает «глупый».
— Да тебе откуда знать старое наречие? Всё ты переврал. И я первым спросил, а ты не ответил. А ещё, пока дикой бабы нет — чего это она тебя зовёт «знающий мать»? Это тогда, у реки, она не мне кричала, что ли?
Шогол-Ву промолчал.
— Неспроста ты от своих ушёл, да? И правда, кажется, ты выродок среди выродков. А…
Нож с лёгким стуком ушёл в липкую доску. Человек осёкся, глядя на лезвие между пальцев.
— Эй, чего творите? — сердито окликнул хозяин.
— В ножички играем, — сквозь зубы ответил человек.
— Так выйдите во двор и на земле играйте, а столы мне тут нечего портить!
— Ты, любезный, лучше подай нам выпивку. Глядишь, у моего друга и времени на игры не останется.
— Налью, а только четыре красных вперёд.
Человек, порывшись в кармане, отсчитал медные половинки, шлёпнул на стол. Хозяин к тому времени наполнил глиняные кружки, принёс — тянуло кислым, сгрёб раковины и вернулся за стойку.
— И дрянное же питьё, — пробормотал человек. — И одной красной не стоит.
С этими словами он поднял кружку и отхлебнул. Утёр губы.
— Чего застыл, как моховик на болоте? Пей! Ну?
Шогол-Ву молча отодвинул кружку.
— Да что ты носом крутишь? Я что, зря платил? Хоть вид сделай, что пьёшь, как нормальный мужик! Вот…
Тут со двора донёсся шум. Заревел рогач, кто-то вскрикнул — слов не разобрать. Два голоса, может, три.
— Что там ещё? — прислушался хозяин, уперев руки в бока, но с места не двинулся.
— Посмотрю, — сказал Шогол-Ву.
Они оставили нептицу в клетке. Старый Ламме наотрез отказался пускать её в дом, а снаружи для зверей ничего не было устроено — лишь перекладина, корыто да навес. А нептицу не привяжешь и не пустишь свободно разгуливать.
Она надулась. Отказалась от еды и питья, легла, встопорщив перья. Отворачивала морду от тех, кто подходил к прутьям.
А сейчас клетка оказалась распахнута и пуста, и у неё были люди. Двое — мальчишки совсем. Один стоял, разинув рот, второй согнулся, хлопая себя по колену. Рядом топтался неопрятный мужик.
— Растяпы! — орал он, уперев руку в бок и глядя в сторону переулка. — Олухи!
Во второй руке была зажата верёвка.
Мужик обернулся на скрип двери, и лицо его вытянулось.
— Она сама! — забормотал он, попятившись. — Сама сбежала!
Шогол-Ву поглядел в переулок и заметил белое скачущее пятно, прижавшегося к стене человека и ещё двоих, что преследовали нептицу.
— Что такое? — спросили за спиной.
Шогол-Ву не ответил. Побежал, стараясь не терять из виду зверя. Поскользнулся на грязной брусчатке — всё в нечистотах, сточная канава забита, — устоял, оттолкнул с дороги человека у стены. Тот вскрикнул.
— К Новому, к Новому свернула! — раздалось над головой.