Шогол-Ву не ответил. Человек помолчал тоже и махнул рукой.
— А, ладно. Я понял, что беседа не заладится.
Дальше он шёл, задумчиво похлопывая рукой по боку стренги, и та ныла. Шогол-Ву хмурился, потирая лоб. Протянул руку, остановил пальцы человека.
— Чего? Что тебе не так?
— Это хорошая вещь. Когда она поёт, всё меняется. Её песни можно оставлять богам вместо подношения. Но если будешь стучать, я её сломаю. Буду жалеть, но сломаю.
— Ох, нежный какой… Ладно! Башка трещит после вчерашнего? Так воды хлебни.
Человек прислушался, взялся даже придерживать стренгу, чтобы та не звенела сама по себе. Зато принялся ныть сам.
— Пожрать бы, да. Когда это там довелось набить брюхо? Пожалуй, вчера, когда Двуликий стоял в том же месте на холме. А где силы брать? У меня уже дыра — погляжу и увижу пустошь за спиной.
Он согнулся, будто и вправду верил в то, что говорит. Поглядел назад, приподняв локоть, и замер.
— Что там? — спросила Ашша-Ри. Обернулась, сдёргивая лук с плеча.
— Да от голода всё плывёт перед глазами, — ответил человек, выпрямился и тряхнул головой.
Шогол-Ву тоже поглядел.
Пустошь тянулась во все стороны — бурое полотно с редкими клочками зелёного и багрового. Отсюда уже не была видна оставленная повозка, и брошенные рогачи не пошли следом за путниками. Пустошь спала. Медленно качались верхушки длинных трав там, где бродил ветер, и что-то едва заметно двигалось в сером небе.
Шогол-Ву поглядел ещё, так, как умел, чтобы видеть сразу всё и ничего по отдельности. Пустошь жила по своим законам, и всё подчинялось им: безмолвие камней, движение трав, неподвижность застывших волн.
На невысоком холме шевельнулась тень. Почти бесплотная, чуждая небу и земле, такая же сине-серая, как одеяло Двуликого. Запятнанный поднял руку. Нептица вытянулась струной, опустив хвост.
С коротким свистом пролетела стрела Ашши-Ри. Раздался визг, рык раненого зверя — не умирающего, раздосадованного — и тень бросилась на них с холма.
Щетинистое тело, похожее на вытянутую бочку, широкое к середине. Короткие мощные лапы. Голова без шеи — широко расставленные уши, маленькие и острые, вытянутая морда, клыкастая пасть. Гребень светлой шерсти вдоль хребта.
Шогол-Ву тоже вскинул лук. Вторая стрела не остановила зверя, и третья не остановила. Приземистый, ниже рогача, но крепкий, он лишь встряхнулся. Против такого помогло бы копьё с перекладиной, яма с кольями, но не лук.
— Выродки! — воскликнул человек. — Чтоб вас!..
Он кинулся прочь, спотыкаясь на неровной земле, бряцая стренгой.
Зверь, тяжело ударяя копытами, шумно дыша, визжа, налетел. Дети тропы отскочили с пути, и зверь остановился, вспахивая землю, неповоротливый. Переступил лапами, повернулся всем телом. Выкатил глаза, маленькие, глубоко посаженные, белки в красноватых прожилках. Из пасти текла пена.
Ашша-Ри достала нож. Заплясала, кружась, вынуждая зверя тянуться за ней. Тот сделал выпад — не успел. Ещё раз ткнулся вперёд, оскалив клыки — дочь детей тропы упала, откатилась. Поднялась чуть медленнее, чем нужно, припадая на раненую ногу.
Зверь глядел на неё, не видя ничего вокруг. Переступил с лапы на лапу, и в этот миг Шогол-Ву взлетел ему на спину, сжал бока, вцепившись в шерсть на загривке. Тварь вскинула морду с визгом, и он ударил, метя в глаз.
Зверь тяжело упал на бок, перекатился на спину, дёргая лапами, пытаясь стряхнуть, раздавить, но запятнанный успел отпрыгнуть. Клыкастая пасть на мгновение оказалась совсем рядом, обдала горячим смрадным дыханием. Затрещали стрелы, ломаясь, и зверь поднялся с усилием.
Когда он встал на колени, Ашша-Ри всадила нож по самую рукоять в короткую шею сбоку. Зверь захрипел, завизжал, мотнул головой, и охотница отскочила.
По серой щетине, отливающей синевой, заструилась кровь. Тонкий алый ручеёк бежал и по морде. Но раненый, полуслепой, зверь стал только злее.
Он бросился, пытаясь сбить, растоптать. Шогол-Ву крикнул, хлопнул в ладони, отвлекая его на себя. Широкий бок задел Ашшу-Ри при рывке, и та упала.
Нептица — кто знает, где была раньше — налетела сверху, хлопая крыльями. Запустила когти в щетинистую спину, ударила клювом между острых ушей раз, другой. Зверь дёрнулся, разбрасывая пену из пасти, закричал.
Шогол-Ву подхватил Ашшу-Ри, оттащил от тяжёлых лап, острых копыт, взрывающих землю.
Загудела стренга.
Человек не трогал струны — ударял ладонью по дереву, и инструмент не пел, а низко выл. В этот перемежающийся хлопками гул вплёлся голос, тягучая песня без слов.
Зверь остановился, прислушиваясь, но нептица ударила снова, и он вскинулся, упал. Нептица едва успела выдернуть когти, отлетела. Встала, шипя, топорща перья, расставив крылья.