— Отойди, — сказал Шогол-Ву, хлопнув её по боку.
Нептица поглядела хмуро, встопорщив перья на лбу, шумно втянула воздух и отошла в сторону. Человек тут же откатился, сел, прислонясь к мокрому тёмному стволу, дёрнул верёвку на шее. Стянул, отбросил в сторону. Провёл рукой, запачканной в грязи, по лицу, убирая волосы с глаз.
— Что? — оскалился он. — Хочешь, чтобы я бежал? Любишь играть с добычей, охотник? Я тебе не добыча! Не добыча, понял?
Сиплый голос его временами срывался, делаясь тонким.
Человек зашарил рукой, подобрал упавший сук, не отводя взгляда от Шогола-Ву.
Запятнанный пожал плечами, спрятал нож и пошёл своей дорогой. Нептица, он слышал, помедлила, а потом скакнула следом.
И кто-то второй, легче нептицы, поднялся с коротким стоном, сделал шаг по грязи — неуверенный, ещё один — и зашагал уже быстрее. Сапоги тяжёлые, с грубыми подошвами. Хворост под такими трещит, ломаясь, а мокрая земля прищёлкивает языком, отпуская с неохотой.
— Эй! — раздалось за спиной слабое, а потом погромче:
— Эй, погоди! Стой… Да стой же ты!
Шогол-Ву обернулся.
Человек догнал его и теперь стоял, упираясь ладонями в колени. Поднял голову.
— Почему не убил? — спросил он.
Запятнанный пожал плечами и отвернулся, собираясь уходить. Человек заспешил следом.
— Мы не враги с тобой, а? Не враги?.. Ты куда идёшь?.. Эй, глухой ты, что ли?
Шогол-Ву продолжил шагать размеренно. Нептица, шедшая по левую его руку, выгнула шею, косясь на непрошеного спутника, фыркнула, вскинув голову, и ускорила шаг, высоко поднимая лапы.
Ветер нёс уже запах дыма и стук топоров, а значит, недалеко была граница людских земель. Запятнанный прислушался, ловя голос реки. Нужно было уйти за правый берег, в глушь.
— Тебе туда, — сказал Шогол-Ву незнакомцу, указывая рукой. И больше на него не поглядел, но слышал, что человек не отступился.
Он тащился за ними к берегу. Глухо упал, видно, поскользнувшись на вязкой глине. И в реке упал тоже, не умея выбрать путь, не чуя дно ногами. Шогол-Ву даже не оглянулся: он подарил человеку жизнь два раза, срезав петлю и указав путь. Он ничего не должен был ему в третий раз.
Человек пытался ещё звать. Одолев реку, он почти нагнал запятнанного, но силы иссякли. Шаги его делались всё тише и, наконец, стали не слышны.
Шогол-Ву прошёл ещё немного, когда зоркий глаз его заметил древесника. Безволосое складчатое тело цвета коры, с виду как нарост на старом дереве, даже не шевельнулось. Человек бы не заметил, пройдя мимо. Дети тропы умели видеть дичь, и пришло время обеда.
Шогол-Ву снял с плеча лук, потянул стрелу из колчана. Он натягивал тетиву, когда нептица бросилась из-за плеча, схватила древесника, подбросила в воздух, поймала и перекусила пополам. Подняла с земли половину, встряхнула, принялась рвать, придерживая лапой.
Запятнанный пожал плечами, убрал лук, подошёл и взял то, что осталось. А потом, отойдя в сторону, начал рыть яму для костра.
Когда огонь пылал вовсю, а куски мяса на прутьях стали подрумяниваться, вдалеке показался человек. Он шёл, пошатываясь, а как добрёл до поляны, упал в снег лицом и больше не шевелился.
Нептица, повеселевшая после еды, тянула клювом его промокшую, отяжелевшую куртку, пачкала лапами штаны, заходя то слева, то справа, но человек её не гнал. Шогол-Ву смотрел, скрестив руки на груди. Потом, покачав головой, перевернул незнакомца.
Тот открыл глаза, серые, как хмурое лицо Двуликого. Поморщился.
— Я… договориться, — прохрипел он. — Нужен проводник. Заплачу… щедро.
— Нет, — сказал запятнанный и вернулся к мясу, вовремя отогнав нептицу. Та щёлкнула клювом обиженно, вскинула голову, фыркнула.
Человек приподнялся на локтях.
— Меня звать Нат, — сказал он. — А тебя?
— Иди к своим, Нат. Путь ты знаешь. Там ищи проводника.
— Нужен самый лучший. Ты мне подходишь, сын детей тропы. Ну что, по рукам?
Шогол-Ву промолчал. Он почти жалел, что обрезал верёвку.
— Ты вот чего не со своими? — не унимался человек. — Не на охоту вышел, это ясно. Меня трогать не стал.
Он перевёл взгляд на нептицу.
— Ты ходишь к степям…
— Иду, — поправил его Шогол-Ву.
— Идёшь. А зачем?
И подполз ближе к огню.
— Уходишь от своих, да?
Человек настороженно глядел на Шогола-Ву, а рука его тянулась к мясу. Пальцы подрагивали.
Сын детей тропы метнул нож не глядя. Лезвие глубоко ушло в землю, и человек отдёрнул руку.
— Ты что творишь, выродок? — оскалился он. — А если бы попал?
— В другой раз попаду, — спокойно пообещал запятнанный, поднимая нож и вытирая лезвие о меховой воротник незнакомца. Хороший воротник, из чёрной гривы рогача, только промокший сейчас, слипшийся от воды. Острое лезвие срезало несколько прядей.