Он всегда приходит вовремя. Есть такие люди — когда ни придут, все вовремя. Надо полагать, если он явится в гости к далай-ламе или к американскому президенту, тоже придет вовремя и кстати, и никто не будет считать его присутствие излишним. Просто придет, сядет, скажет что-нибудь или молчать будет, и люди почувствуют себя лучше.
На этот раз он притащил четыре бутылки пильзенского пива, банку рыбьей печенки и другие рыбные деликатесы (опять услужил приятель из соответствующего магазина), и еще с порога объявил, что сегодня он угощает. Отец слегка усмехнулся и спросил, когда он не угощал; мама проницательно на него посмотрела:
— Уж не собрались ли вы с Киной жениться?
Дядя пожал плечами, пошевелил своим мясистым носом и вместо ответа извлек из брючного кармашка золотую «Омегу». Крышка отскочила, прозвучали первые такты арии тореадора в исполнении хрустальных звоночков.
— Дядя Атанас, где ты их нашел?
— Петьо, — проговорил дядя Атанас, — даю тебе совет: когда хочешь что-нибудь найти, не ищи, само найдется.
— Ну хорошо, а все-таки? — сказал отец.
Дядя Атанас попросил у мамы консервный нож и, открывая банку с печенкой, пояснил:
— Тогда я абсолютно ничего не предпринимал. Только сказал одному из ребят, что потерял часы. А в общежитии мои часы все знают…
— Еще бы не знать, — рассмеялся отец.
— И еще упомянул, что они у меня — память о покойнице. И все! Да… А сегодня после обеда прихожу в свою комнату вздремнуть, как повелел Магомет всем правоверным, и смотрю, на тумбочке что-то блестит. Вот как!
— Дядя, что-то мне это дело не очень…
— Очень или не очень, а факт есть факт. Вот, пожалуйста. — Он снова вытащил часы, помахал ими перед моим носом и опять убрал. — Говорил я вам, что мои ребята — золото. Хорошо, что не взял греха на душу, не пошел в милицию.
Сели ужинать. Дядя Атанас разливал пиво по стаканам и развивал какую-то сложную и довольно путаную психологическую теорию, которая пришла ему в голову наверняка только что. Мама подкладывала ему в тарелку одну котлету за другой, и он, увлекшись философскими открытиями, лопал со страшной силой. Остановился только на шестой или седьмой котлете:
— Ленче, ты меня убить хочешь… Еще есть?
Мама предложила поставить сковородку на плиту, но он запротестовал:
— Не надо! Ты же знаешь, что я ем, чтобы жить, а не наоборот. Во всяком случае, этой ночью не придется вставать, чтобы рыться в буфете.
В коридоре зазвонил телефон, и отец вышел. Сначала он говорил тихо, но потом повысил голос, и мы стали прислушиваться.
— Нет. Тебе хорошо известно, что у нас на заводе оцинкованная проволока не производится… Не завозим, не нужна… Да… Не знаю, где найти…. Есть кооперации, которые делают проволочные сетки… Нет, не могу помочь.
Трубка была повешена с треском, а отец вернулся в кухню побагровевшим. Он одним духом допил свое пиво. В такие минуты только мама осмеливается говорить, и она спросила, кто звонил.
— Миленков, из объединения, — резко ответил отец. — Дали мы ему старого железа, огородить дачу, так теперь просит проволоку. Простачок!
— Ты ему дал железо?
Не надо мне было задавать этот вопрос, но он слетел с языка сам собой. Я вспомнил, как презрительно отец ответил мне весной, когда я спросил, дадут ли они железо этому Миленкову: «А ты как думаешь?» Сейчас к нижней губе у него пристал листик петрушки из салата, и мне страшно захотелось протянуть руку и смахнуть этот листик. Так сильно захотелось, что я отвернулся, чтобы не видеть этот листик.
— Дал, — ответил отец, и голос его прозвучал неожиданно тихо. — Цонков настоял. Как говорится, в интересах дела.
— Кто этот Цонков? — спросил дядя Атанас.
— Мой главный инженер.
— А-а-а, да, — отозвался дядя Атанас. Я его как-то застал у вас. Впечатление производит… Я тогда, слушая его, еще подумал, что заместитель тебе готов.
— Да?
— Солидный человек, — продолжал дядя Атанас. — Деловой. Я делового человека сразу узнаю, по голосу, по жесту. Твой главный инженер — человек с будущим.
— Конечно, — сказал отец. — Он очень способный. Я сам настоял на его назначении, хотя он и молод. Надо готовить смену. — Он помолчал. — Выпьем еще? Лена, в холодильнике есть бутылка вина.
Я не взглянул на него ни разу во время этого разговора, но чувствовал, что он улыбается. Именно потому я боялся на него взглянуть. Я встал и под предлогом, что хочу вздремнуть до работы, ушел к себе. С кухни еще долго были слышны разговоры и смех. Голос отца звучал громче других.