— Попалась.
Ноги Рии подогнулись, но он удержал её и потащил по коридору, напевая «Динь-дон, ведьма мертва» хриплым, фальшивым голосом.
Ей было трудно контролировать своё тело, и её ноги не выдерживали её веса.
— Не волнуйся, я быстро тебя починю, — пробормотал он, когда они подошли к логову Вира. Он провёл своей картой в два считывателя. И когда он затащил её в просторную комнату со следами ожогов и пластиковыми звездами, упавшими на пол, он прошептал ей на ухо, — Я не лгал, когда говорил, что не собираюсь тебя убивать. По крайней мере, не сразу. Во-первых, я хочу подарить тебе кое-что похуже смерти.
Он повернул её в своих объятиях, и там были Вир, Нокс и Торрен, выглядевшие так, будто они прошли десять раундов боксерского поединка, на коленях, с руками, скованными за спиной.
— Нет, — прорычал Вир сквозь разбитую губу.
— Не волнуйся, — пропел Бьютт. — Она успела как раз вовремя.
— Хуже, чем смерть, — пробормотала она.
— Верно, Ведьма. Я собираюсь «обратить» тебя.
Без предупреждения Бьютт открыл рот и впился зубами ей в шею. Боль пронзила её, по руке плыл огонь от того места, где его зубы пронзили её кожу, вниз. Он отпустил её, когда она закричала от жгучей боли, и сказал:
— Теперь ты одна из тех, кто убил твоего отца. Наслаждайся быть медведем, пока можешь.
Рёв в ушах заглушал всё. Тепло потекло по её шее, и время замедлило свой бег, когда она упала на колени, глядя на Сынов Зверей полными слёз глазами. Нокс и Торрен боролись с наручниками, крича ей что-то, чего она не могла понять. А Вир… её Вир… смотрел позади неё на Бьютта с обещанием смерти в голубых глазах. Дюжина охранников с оружием были нацелены на Рию, Вира, Нокса и Торрена, но всё, что она могла слышать, это смех Бьютта позади неё.
Эммет отдавал приказ. Какой порядок? Он тыкал пальцем в Вира, и охранники прицелились.
Нет. Нет, нет, нет, это не судьба Вира. Приближались лучшие времена. Они должны настать.
Ей нужен был огонь. Ей нужны были Деймон и Тёмный Кейн. Ей нужно было, чтобы Роу, Харпер и Дием устроили здесь ад и спасли их, но их здесь не было. Они не успели вовремя.
Ей нужен драконий огонь.
Огонь.
Кричали все — все, кроме Вира. Он смотрел прямо на неё.
У Красного Дракона был огонь.
— Ты можешь почувствовать его?
— Почувствовать, ч-что? — спросила она, слёзы текли по её щекам, когда она сопротивлялась сжаться от боли в животе. Внутри неё росло что-то ужасное.
— Посмотри на меня. Хорошо посмотри.
Она это сделала, но Вир был размыт. Его края были слишком мягкими, и от него к ней катился дымчато-серый туман.
— Прими, Рия. Прими её и убирайся отсюда. Всё будет хорошо.
Именно эти последние слова вырвали её из забытия. Мама тоже так говорила, и это было нехорошо. Это не так. Она уже потеряла слишком много, и будь она проклята, если потеряет Вира и его команду.
Красный дракон.
Огонь. Огонь повсюду.
И до неё дошло то, что она должна была сделать.
Не будет ненависти к своему отражению. Не будет больше разбитых зеркал. Не будет застывших серебряных глаз.
Больше. Не будет.
Новая IESA была должна Виру дракона.
Закрыв глаза, она мысленно потянулась по коридору к лаборатории. Через двери, через лабиринт столов, мимо лабораторного оборудования, в комнату, которую они наглухо заперли. В комнату, где хранили дракона в шприце. Сила пульсацией вытекала из её кожи. Она раздулась от силы благодаря тому, что Вир влил в неё свою. Она улыбнулась, коснувшись металлического контейнера с будущим Вира.
На хрен последствия.
Она подняла руку в воздух и потянула изо всех сил. Звуки грохота были оглушительными, и пещерообразная камера сотряслась. Когда она открыла глаза, Вир вырубил охрану. Один за другим они обмякли, ударяясь о бетон. Бьютт вскрикнул позади неё, а Эммет выкрикивал приказы, но она не могла оторвать глаз от нарастающей ярости на лице Вира. Одним последним движением руки Рия проделала дыру в цементе и стальной арматуре. Разбитый контейнер врезался в землю и покатился прямо к Виру.
Потрясенный, он посмотрел на него.
— Что ты делаешь? — спросил он.
Её тело так сильно болело. Ооочень плохо. Она ломалась изнутри, когда раздавались хлопки. Это были её кости? Сквозь стиснутые зубы она процедила:
— Я дарю тебе небо.
А потом её пронзила такая мучительная боль, что она не могла ничего сделать, кроме как лежать на холодном бетоне и беспомощно смотреть на мужчину, которого она любила.