— И выкиньте все зеркала из Управления. У нас солдаты или шлюхи? Нечего им прихорашиваться. Вампир хорош, каков он есть.
— Но…
— Исполняйте! — лязгнул я.
Бедный Генрих вытянулся в струнку и щелкнул каблуками. Представляю, что он подумал о сумасбродстве начальника. Я мрачно поглядел на них, едва сдерживая клокочущее в горле рычание.
— Идите.
Гораздо поспешнее, чем это предписывалось уставом, они выполнили приказание. Я прошелся по опустевшему предбаннику, шлепнулся в мягкое кожаное кресло и погрузился в невеселые раздумья.
Домой я предпочел отправиться по воздуху. Мне стал непереносим самый вид грязных людишек, омерзителен их запах. Я сумел разобраться, почему так происходит, но правильно сказано — любое знание старит. А непомерное знание может сокрушить рассудок подобно каменной глыбе, ломающей хрупкие кости неосторожного. Я выдержал, я сильный. Однако приобретенное знание легло на душу подобно черноте НИЧТО. Это не мрак ночи и не холод льда. Не приведи Бог вам испытать нечто подобное. Бог или Сатана — выбирайте сами, что ближе.
Я легко пошел вверх, оставляя за собой огненые пунктиры улиц. Скоро ли я смогу сокрушить эту заразу и предать обретенную Вселенную моему миру? Ведь только так я смогу избавиться от мучений. Любое существо за пределами своего мира невыразимо страдает. Дышать чужим воздухом, есть чужую пищу, слышать чужие чувства мучительно. Вы полагаете, что вампиры и духи злы изначально? Ошибаетесь. Представьте себе, что вам постоянно приходится шагать по раскаленным угольям. Не испортится ли при этом у вас характер? Мне могут возразить: а как же домовые? Они-то сумели превосходно обжиться в этом мире и чувствуют себя здесь неплохо. Твари смешанной крови, они подобны тараканам, проникают в любую щель, множатся и плодятся, пока хозяева вдруг не обнаружат, что как раз они сами стали совершенно лишними в собственном доме.
Но вообще-то неплохой мир. Нам он придется по вкусу после обустройства. А люди… Нет, я не собираюсь призывать уничтожить людей как вид. «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается — его уничтожают». Какое дремучее варварство. Полагаю, оно пришло из первобытных эпох, когда все Восемь Миров были юными. Недаром сказано «первобытнообщинный коммунизм». Вот они и втащили нравы каменного века в наше время. Поэтому к ним и отношение надлежащее… Как к питекантропам. Причем самое странное, они даже не испытывают удовольствия от своих многочисленных убийств. Будь все коммунисты патологическими садистами, их хотя бы можно было понять. Но в чем кроется смысл пролитых ими океанов крови? Ведь Сатана отрекся от них, не без оснований утверждая, что менее всего он заинтересован умножать ряды безвинных мучеников. Так, может, это ангелочки стирают свои лилейные ризы в человеческой крови? Догадка вполне безумная, значит она имеет полное право оказаться гениальным прозрением.
Развить эту мысль мне не удалось. Как гром среди ясного неба (а оно и впрямь было ясным) пронзительно-белая молния расколола фиолетовый ночной свод. Меня обдало холодным жаром, едва крылья не вспыхнули. Знамение? Это что же, нематоды голубенькие решили показать норов и попугать меня? Меня, наместника Восьмого Мира?! Осатанев, я метнул струю дымного пламени прямо вверх. Не для того, чтобы наказать противника, его просто не было, но чтобы предупредить — я готов и намерен драться, я не отступлю! Одновременно я мысленно произнес несколько заклинаний, чтобы помочь пламени пройти несколько дальше, чем увидел бы несведущий. Откуда у меня взялось это знание — понятия не имею. Когда оно появилось — примерно помню, во время странствий по Бифресту. Но какой именно из миров наградил меня частицей своей мудрости — не представляю. И мое пламя умчалось очень далеко…
Ответ последовал незамедлительно. Новая молния ударила мне прямо в правое крыло. Меня перевернуло и закрутило, словно сухой листок порывом ветра. Обычный дракон был бы испепелен на месте, но меня хранили вышние силы, я был предназначен для выполнения исторической миссии, и не могли жалкие молнии повредить мне. Кроме того я знал, хотя бы понаслышке то, о чем простой дракон не подозревал — высший пилотаж. Скажите серому неграмотному дракону: иммельман, бочка, мертвая петля, и я не дам за вашу жизнь и дохлой мухи, скорее всего он попытается сжечь вас, решив, что его жестоко оскорбили. А я использовал свое невеликое знание, чтобы вывернуться из затруднений. Непросто это было сделать, но я сумел.
— Хорошо сделано, — прозвучал рядом, над самым ухом, сочный баритон.
Я шарахнулся прочь от неведомой опасности.
Невдалеке от меня прямо по небу скакал всадник на тонконогом белом коне. Он (разумеется всадник, а не конь) был одет в полный доспех древнерусского воина, за плечами вился тяжелый малиновый плащ, расшитый золотыми узорами. Мое внимание привлекло копье, окруженное жемчужно-голубым ореолом. От копья веяло непонятной угрозой, и я чуял скрытую в нем ужасную силу, силу, противостоять которой не мог никто.
— Я говорю, хорошо сделано, — повторил всадник, улыбаясь.
— Как все, что я делаю, — сухо ответил я, пытаясь сообразить, драться мне или прятаться.
— Не все, — качнул головой всадник.
— Позвольте мне самому судить свои поступки, — ощетинился я. Как бы за разговором не проскочить мимо своей виллы.
— Не уверен… Любого из нас судят окружающие.
— Схоластика, — признаться откровенно, беседа дается мне с ощутимым трудом, когда я отпускаю на волю второе «я».
— Нет, реальность.
— Я всегда и все делаю на совесть. Никто не может пожаловаться, что я не довел до конца начатое.
— О да, — согласился всадник, и копье засветилось поярче. — Мертвые не жалуются. Что же до совести…
— Вы меня оскорбляете.
Милая беседа в ночном небе на высоте пяти сотен метров.
— Ничуть. Просто пытаюсь точно определить явление.
— Меня?
— Верно.
— Мне положительно начинает казаться, что вы напрашиваетесь на ссору.
— Пока нет.
— Пока?
— Да, ибо сказано: «Прощайте до семижды семидесяти». Четыреста девяносто первый грех вам еще предстоит совершить, чтобы исчерпалось милостивое терпение. Но остерегайтесь, чаша переполнится гораздо скорее, чем вам может показаться.
Я начал немного понимать.
— Так вы посланы Пятым Миром?
— Вы угадали.
— Зачем? Ведь мы беседовали совсем недавно.
— Предостеречь. Пока вы сражались против посланцев Шестого — все было нормально. Но сейчас вы слишком близко подошли к роковой грани. Бойтесь перестараться, гнев наш будет ужасен.
— Не пугайте. Это не подействует, да и не к лицу вам такое. Не стоит унижаться.
— Вы правы. Я больше привык разговаривать мечом. Но пославший меня не жаждет крови. Он хочет единственно мира.
— Тогда считайте, что свою задачу вы выполнили. Предупреждение получено, ступайте прочь! не следует меня запугивать, потому что мой гнев будет ужасен! Я вообще не привык обсуждать свои дела со слугами…
Всадник вновь улыбнулся.
— Вы напрасно стараетесь оскорбить меня. Грех гордыни мне чужд. Наш поединок состоится, я провижу это. Но не сейчас. Сейчас тебе грозят иные опасности.
— Какие? — не смог я сдержать своего любопытства.
Всадник не ответил. Он начал удаляться, окутавшись легкой серебристой дымкой, пока не растворился в неверном мерцающем сиянии. Только копье сверкнуло на прощание яркой голубой молнией.
Что за опасности? Я торопливо включил телепатическую локацию и взвыл от бешенства. На матовом зеленом фоне отчетливо выделялась сочная изумрудная буква G. Проклятый призрак остался жив! Я-то старался уверитьт себя, что прикончил его вместе с Андроповым. Ошибочка вышла. Значит я попусту хвалился, что любое дело довожу до конца, мне еще предстоит подраться… Впрочем, эта литера светилась далеко от меня. Гораздо ближе находилась голубая литера G. Почему мне так часто стала попадаться эта буква? Со всадником все понятно: Святой Геогий-Победоносец. Однако не от него же исходит опасность. Ага, вот оно!