— Вижу, что я тоже один, — ровным голосом произнес он. — Но я не лишу мою сестру сопровождающего, которого требует ее звание. Я… исполню обязанности своего отца и передам жениху невесту, если ты желаешь, чтобы все прошло как положено! Но я не перестану ненавидеть тебя ни на миг!
— Ах, ненавидеть меня? — Келсон поднял бровь и с облегчением улыбнулся. — Что же, полагаю, я с этим могу примириться, если будешь вести себя, как полагается. Морган, можешь отпустить его. Моя госпожа, простите, что вам пришлось быть свидетелем этой ссоры.
— Прошу вас простить моего брата, мой господин, — прошептала Сидана. — Он лишь хотел защитить меня.
— Сидана, мне незачем прятаться за бабьими юбками.
— Может, ты все-таки закроешь рот? — проворчал Морган. Как только он угрожающе поднял руку, Ллюэл в тревоге попятился.
— Достаточно, Морган, — сказал Келсон. — Он молод, горд и обидчив. Постараемся не совершить роковой оплошности. Ллюэл Меарский, — продолжал он, со всей силой устремляя свой живой, как ртуть, взгляд на меарского принца. — Напомню тебе в первый и последний раз, что Морган и другие мои верные друзья и вассалы будут рядом со мной во время обряда. Если случится что-нибудь, чему происходить не положено — и по твоей вине — что бы то ни было — я даю им полную свободу действовать, как они сочтут нужным. Это предполагает, конечно, что я не трону тебя первым. Я достаточно ясно высказался?
— Достаточно ясно, — еле слышно проворчал тот.
— Я не расслышал.
— Ты выразился достаточно ясно. Исчерпывающе ясно, — угрюмо повторил принц.
— Хорошо. Значит, мы друг друга поняли. Да, моя госпожа?
Он снова оглянулся на невесту, испытующе протянув руку, и, к его изумлению, Сидана подала ему свою. Воодушевившись, он склонился и скользнул губами по костяшкам ее пальцев, у него прибавилось уверенности к моменту, когда он выпрямился и отпустил ее руку.
— Сударыня, еще раз извините меня. День свадьбы должен быть радостным для женщины и свободным от забот. Боюсь, я довольно неудачно его начал.
— Вы сделали только то, что должны были, мой повелитель, — прошептала она, — и я тоже вынуждена еще раз просить прощения за своего брата.
— Сидана!
Не обращая внимания на Ллюэла, Келсон покачал головой.
— Здесь не время и не место обсуждать случившееся, сударыня. Позднее, когда мы обвенчаемся, времени будет достаточно для чего угодно. А сейчас архиепископы — да и народ — все ждут, чтобы посмотреть, как пройдут свадьба и коронация новой королевы. Можно мне распорядиться, чтобы шествие началось?
— И вы просите моего разрешения, мой господин? — изумилась она.
— Конечно. Вы — моя госпожа и моя королева.
Одного взгляда на брата, вперившего в нее жгучие глаза, следящего за каждой малейшей переменой в ней, было, очевидно, достаточно, чтобы Сидана воздержалась от словесного ответа, и все же она робко наклонила голову. Келсону показалось, что это больше, чем повиновение долгу. Отойдя к голове шествия, где ждал его конь, он подал знак рыцарям подать балдахин — голубой, шелковый, часто усеянный звездочками и лунами. Он возликовал, как только благополучно повернулся спиной к Меарскому принцу и принцессе.
— Аларик. Ты видел? — прошептал он, пока Морган придерживал его стремя и помогал ему взобраться в седло, а Дугал расправлял малиновый плащ вокруг конского крупа. — Похоже, я ей по нраву. Как только мы оторвем ее от брата, кто знает, что может случиться! Может, в конце концов, все обернется к лучшему.
Как только они тронулись, Морган оглянулся на крохотную одинокую всадницу на белом коне, которую под шелковым балдахином вели навстречу ее жребию; все их надежды на мир воплотились в этой хрупкой девчушке. Он пылко надеялся, что Келсон не ошибается.
Глава XXII
Ибо Господь благоволит к тебе, и земля твоя сочетается.[23]
Келсона, который и так уже испытывал немалый подъем, яркие образы, возникавшие по пути шествия, вызывали головокружение: ликующие толпы, знамена всех оттенков радуги, трепещущие над улицами, ливни подснежников и других зимних цветов, которыми усыпали его дорогу — и новые цветы, и новое ликование для следовавшей за ним темноволосой невесты. От многоцветья и многозвучья он словно взлетел на гребень волны-надежды, и во все лицо улыбался Моргану и Дункану, между которыми ехал. Улицы были узкими и петляющими, а между ним и его невестой — тьма-тьмущая участников шествия, но выдалось несколько мгновений — когда дорога становилась прямой или когда они пересекали площадь, в которые он мог оглянуться и увидеть ее венок из роз под шелковым балдахином. Однажды их глаза встретились, и ему почудилось, будто пробежала стремительная искра, соединив их, наполнив радостным смятением его мозг и добела накалив чресла. Он твердил себе, что слишком увлекся, что позволяет себе выдавать желаемое за действительное, цепляясь за что-либо — слово или взгляд — уловленные ранее при их встречах… Но его природа не давала ему отстраниться. Его тело уже сполна жаждало единения с ней, но он также решил непременно добиться союза сердец, наряду с союзом их земель, если сможет. Он старался не слишком много думать о предстоящей брачной ночи. И с немалым облегчением доехал, наконец, до собора и спешился, обратив разум, равно как и тело, к делам менее плотским.