С западного торца барака небольшая комнатка служит пунктом выдачи хлеба. Хлеб выдаётся строго по карточкам. Две женщины проворно справляются с этим. Одна ножницами быстро отрезает карточки, другая намётанным глазом и легкой рукой нарезает положенную порцию чёрного хлеба, взвешивает, иногда прикладывает довесок, и получившие хлеб, прижимая его к груди, как самый дорогой подарок, выходят наружу. Ни сутолоки, ни давки, ни скандала. Никто не лезет без очереди.
Женщина лет тридцати, которая управляется с карточками, родная тетка Егорки. Заслышав ребячий крик: — Хлеб везут! Хлеб везут! — она оставляет свою домашнюю работу и спешит к бараку. Впрочем, путь к нему недолог.
Мальчишки, завидев знакомый грузовик, с радостными криками, опережая друг друга, бегут следом в предвкушении, когда у барака грузовик остановится, тогда они смогут дотронуться до деревянных бортов его кузова, потёртой резины колёс, погладить ладонями, измазывая себя в грязь и пыль, ещё не остывший капот, вдыхая запах бензина.
Но самая большая, самая вожделенная цель их — уцепиться за задний борт отъезжающего грузовика и хоть немного, хоть ещё чуть-чуть прокатиться. Водитель о проделках детворы не подозревает.
Полуторка — так народ любовно зовёт грузовую автомашину, предназначенную для перевозки грузов не более полутора тонн, подкатывает к бараку, водитель, глушит двигатель, выходит из кабины, открывает правый борт кузова, и добровольные помощники выгружают хлеб.
Хлеб выгружен, водитель закрывает борт, отгоняет ребятишек и заводит мотор. Мальчишки себе на уме, наготове.
Недолго поурчав на месте, полуторка начинает медленно катиться вперёд, а трое-четверо мальчишек кидаются к автомашине и крепко цепляются за борт, повиснув на своих тощих руках.
Полуторка выезжает на дорогу, набирает скорость, и здесь главное не упустить момент, когда следует отцепиться, и, пробежав пару метров за автомашиной, свернуть влево или вправо, и чувствовать себя настоящим героем.
Егорка бегает со всеми и к бараку, и от барака, но никогда не цепляется к полуторке. Нет, он не боится и может, как и другие мальчишки уцепиться за борт. Но те мальчишки повзрослее Егорки и попроворнее, и вообще малышей к борту они не допускают, хотя беззлобно подшучивают над ними.
Желание прокатиться, возникшее в сознании Егорки, растёт и крепнет с каждым приездом полуторки и становится таким назойливым, что Егорка почти явственно видит себя висящим наравне с другими.
— Хлеб везут! Хлеб везут! — закричали мальчишки и помчались наперегонки к бараку.
Тётка Егорки также заспешила к нему.
Полуторка подкатила на своё постоянное место, водитель привычно открыл борт, помощники выгрузили хлеб. Водитель обошёл грузовик, завёл мотор и, едва полуторка тронулась с места, как Егорка решительно метнулся к ней и крепкой хваткой вцепился в борт. Рядом повисли те, кто катался постоянно.
Полуторка осторожно выехала на дорогу и покатилась вдоль улицы, набирая скорость. Бывалые мальчишки поочерёдно отцеплялись от борта грузовика. Неопытный Егорка продолжал висеть.
— Егорка, бросайся! — закричали мальчишки, увидев, что Егорка не руководит собой. — Бросайся, Егорка! Бросайся!!!
Егорка слышал крик мальчишек, но не знал, как это сделать. Ладони его рук приросли к борту полуторки. Тело Егорки обвисло, руки дрожали от напряжения.
— Е-го-о-ор-ка!.. — полуторка оставила мальчишек далеко позади.
Наконец маленькие ладошки обессилевшего Егорки сами собой разжались и заскользили по шершавым доскам борта. Егорка с распластанными руками и ногами завис над землёй в свободном полёте за грузовиком. Грузовик умчался, а земля начала стремительно приближаться к Егорке и с силой ударилась о его грудь, подбросив тельце мальчика раз и другой, как футбольный мяч, после чего сила инерции протянула Егорку вслед за грузовиком метра два. Егорка замер. Его окружили подбежавшие мальчишки.
— Живой?
Егорка медленно приходил в себя. В голове гудело. Егорка с трудом поднялся на трясущиеся ноги, обхватил руками сильно ушибленную грудь, и, придерживая её, как глиняную посудину, которая ненароком может выскользнуть и разбиться вдребезги, с трудом на полусогнутых коленях пошёл к себе во двор.
Здесь он, раскинув руки, упал навзничь в копну сухого сена и закрыл глаза. Мальчишки пришли следом.
— Маме не говорите, — чуть слышно сказал Егорка. — Не говорите.