В будние дни эта огромная площадь бывает почти пустынной, но во время ярмарок и базаров она наполняется людским морем и тогда кажется тесной и маленькой. По краям площади стоят кирпичные лавки, длинные угрюмые лабазы, дощатые ларьки, прилавки под навесами и под открытым небом. Однако во время ярмарок главная торговля идет по всей площади. Нехитрый крестьянский товар раскладывается длинными рядами прямо на земле. Продавцы стоят тут же, над своим товаром, и кто как умеет, так и зазывает покупателей. Сотни голосов, крики, визг поросят, сунутых в мешки, гогот гусей, высовывающих длинные шеи из корзин, ржание лошадей — все это оглушило Степана, и если бы Иван не держал его за руку, он бы уже потерялся в этой шевелящейся, движущейся толпе. Наконец добрались до кудельного ряда. Здесь потише, поспокойней, мужики стоят все деревенские, — в зипунах, в лаптях, в новых белых онучах по случаю праздника. Охапки кудели лежат на подстилочке из соломы.
Пристроились и Нефедовы в конце ряда.
— Придется простоять. Вишь, сколько натащили...
— Давай я постою, — предлагает Иван. — Сам иди пройдись по ярмарке, купи, что надо.
— Наши покупки в кудели. — Дмитрий помолчал. — Хорошо бы Степану пиджак, в зипуне ходить в городе неладно будет...
— Не мешало бы и сапоги купить. В лаптях, что ли, щеголять? — усмехаясь, сказал Иван. Сам он в смазанных сапогах со скрипом, в ловкой суконной борчатке, в картузе.
— Сапоги пусть сам купит, когда заработает денег.
Степан между тем никак не мог понять, почему у него так зудит под рубахой. Может, пояс крепко затянул? Он сунул под зипун руку и тут вспомнил про землю. Вот оно что, а не пояс. Но куда бы теперь деть землю? А где он будет жить, где будет его новое место?..
Голос Ивана отвлек его.
— Пойдем, братец, пройдемся по ярмарке, на людей поглядим, себя покажем. Пошли!
И они отправились — в самую гущу людскую, в самый крик и суету. Долго таскался Степан за братом, мало что видел. Наконец остановились у ларька, где в широком окошке висели парами сапоги, а между сапог, между блестящих голенищ красовалось краснощекое бритое лицо с усиками — как у Ивана. И небрежно бросает старший брат Степану:
— Ну, которые на тебя глядят?
Однако Степан почему-то не особенно и рад. Может быть, он еще и не верит, что Иван хочет купить ему сапоги? А Иван уже ощупывает, осматривает сапоги, растягивает голяшки, костяшками пальцев стучит по подметке, чертит подметку ногтем. И говорит важно:
— Вон те покажь.
Продавец-парень с капризной усмешкой кидает на прилавок другую пару.
— Сапоги покупать — это тебе не лапти покупать, — назидательно говорит Иван. — В них будешь ходить не одну неделю, а до самой женитьбы! — И видно, как он горд, важен, как счастлив при людях говорить такие веские, умные слова.
Наконец он выбрал самые, на его взгляд, лучшие и велел Степану разуть одну ногу. Степан отошел в угол, опустился на пол и принялся разуваться.
— Не эту разувай, правую, — командует Иван.
— Не все ли равно какую? — удивился Степан.
— Стало быть, не все равно. Правая немного полнее левой, по ней и надо мерить.
Мерить тут особенно и нечего — сапог свободно болтался на ноге. Однако как хорошо! После сапога Степану никак не хочется надевать лапоть. Может, он в сапогах и пойдет?
Но Иван решительно отбирает их и, перекинув себе на плечо, торжественно и долго отсчитывает деньги. А Степана одолевает страх: вдруг денег не хватит и сапоги отберут!
— Вот так-то вот! — Но, щедрая, праздничная душа, он хочет поделиться радостью и со Степаном:
— На, неси. — И вешает их Степану на плечо. — Когда будет много денег, отдашь.
— А если у меня их никогда не будет?
— Что за человек будешь, если у тебя не будет денег! — и добавляет: — Тогда сидел бы в деревне на печи, а не ездил по городам!
Степан еще никогда не думал о деньгах. В город он приехал не из-за них. Он приехал в Алатырь научиться рисовать иконы.
Степан опять вспомнил про землю за пазухой. Как бы отделаться от нее? Ведь он не знает, где будет жить, где его дом. Ясно одно — он будет жить здесь, в городе, а ярмарка — самое главное место города... И он потихоньку распускает поясок на рубахе.