Вор Его величества
Архиепископа Феодосия, новгородского владыку, неожиданно остановили вместе со свитой на мосту, уже перед входом во дворец князя Меншикова.
- Не позволено, - стали поперек дежурные.
- У меня неотложное дело, - попробовал объяснить архиепископ.
- Не позволено, - повторила стража.
- Чем я хуже светлейшего князя? - не вытерпел наглости простолюдинов новгородский владыка. Все это его тем более бесило, что за время стремительного карьерного взлета архиепископ не раз помогал Меншикову. И Александр Данилович старался всячески угождать высокопоставленному душеприказчику и когда-то предупредительно смотрел в глаза авторитетному владыке.
Архиепископу Феодосию эта попытка приравнять себя к светлейшему князю обошлась весьма дорого...
Князь Меншиков на этом свете не видел равных себе – ни на востоке, ни на западе, ни на холодном севере, ни на жарком юге. До Бога далеко, а потому лишь император Петр мог быть выше его, да и то не намного. Сын конюха, продавец пирожков и булочек в Москве, которому повезло стать слугой Лефорта, который отнюдь не щедро платил копеечный заработок, зато щедро раздавал пинки и пощечины, теперь Меншиков вершил судьбы миллионов, одним движением брови мог наградить имениями или отправить под топор палача.
Владыка Феодосий знал эту черту характера Александра Даниловича, но не мог даже подозревать, что одно приравнивание сана архиепископа к положению недавнего продавца пирожков может стоить ему жизни.
Вскоре три архимандрита пишут донос о том, что архиепископ Феодосий произносил слова «противные и молчания не терпящие». 24 апреля Феодосия арестовывают и отправляют на допрос. Дальше все идет по привычной колее - недруги из церковной среды пишут нужные свидетельства («бранил весь российский народ «безумными нехристями, хуже турков и всяких варваров»). Понятное дело, дальше новгородский владыка пишет прошение о помиловании, раскаивается в том, что на мосту назвал часового, не пропустившего его во дворец, «дураком».
Тщетно надеялся новгородский владыка на помилование. Допросы «с пристрастием» пошли по второй кругу. И здесь архиепископ под пытками должен был вспомнить все свои «грехи» - особенно раскаивался в том, что перед тверским архиереем оговорился:
«На банкет во дворец пригласили только сенаторов, а членов Синода не пригласили, сейчас потчуют только сенаторов, а о духовенстве вспомнят, когда будет смута в народе...»
Итак, наказание не замедлило. Уже 11 мая был подписан императорский указ о ссылке владыки в далекий карельский монастырь в устье Двины.
Допросы других духовных лиц тем временем продолжались, и появлялся новый компромат. Синод «по высочайшему повелению» лишает Феодосия архиерейского и священницкого санов. Его посадили в камеру с маленьким окошком, не допустили к нему людей, а из пищи дали лишь хлеб и воду. Он выдержал от середины октября до 5 февраля - в этот день караульный фенрих Григорьев доложил губернатору, что арестант монах Федос упокоился.
Жестокость Александра Даниловича Меншикова во время уничтожения Батурина (в ХХ столетии на Нюрнбергском процессе такие дела квалифицировались как «преступления против человечества») объяснялась не только тщательным выполнением инструкции Петра І «Городки и деревни жечь без остатка, а людей рубит, а заводчиков на колеса и копья». Князь Меншиков, как он думал и в чем был убежден, испытал личное оскорбление от батуринцев, даже большее, чем от архиепископа Феодосия.
...Ворота крепко затворены, на стенах - стража. Четыре десятка пушек готовы в любую минуту разрешиться смертоносными ядрами... Иван Мазепа отъехал из Батурина, руководить обороной поручили полковнику Дмитрию Чечелю. Подальше от стен остановился роскошный рыдван, вокруг которого роился отряд всадников. Один из них отделяется от компании и, поднимая выль, скачет к воротам Батурина. Во всаднике по одежде узнают русского офицера.
- Э-ге-е-й! - кричит всадник, очевидно, выполняющий роль парламентера. - Батуринцы! Ваш город имеет честь принять высокого гостя! Светлейший Святого Римского и Российского государств князь и герцог Ижорский, генерал-губернатор губернии Санкт-Петербургской, кавалер орденов... Александр Данилович Меншиков!
Пока офицер, надрывая голос, пересчитывал польские, русские и датские ордена, батуринцы перебрасывались между собой насмешливым словом.
- Слышишь? Говорит «обжорский». И чего?
- Наверное, жрет много...
- И не обжорский! Ижорский!