Итак, ни Пилат, ни одаренная интуицией его супруга Клавдия Прокула и помыслить не могли, какие жернова готовит им малоизвестная в этом мире «Закулиса», о которой в прологе нашего повествования мимоходом упоминал Иуда Симонов и которую, по его словам (только можно ли верить такому персонажу романа, как Иуда из Кериота), мудрые греки иногда еще называют Софией.
Кто это? Что это за фигурантка такая? Не торопись, добрый читатель, еще немного терпения, и ты в свое время узнаешь об этом из нашего повествования. Поэтому не надо спешить с накоплением знаний. Мы не раз убеждались в справедливости величайшей из истин: «Меньше знаешь – крепче спишь». А уж знать о чем-то ранее определенного тебе Высшей силой времени – вообще предосудительно. Может быть, поэтому такими торопыгами в свое время профессионально занялась инквизиция?
Итак, Понтий Пилат с супругой отбыл в далекую и таинственную, по словам знающих людей, Иудею.
Тут мы начинаем постепенно вводить в круговерть событий нового героя нашего повествования. Сменив на посту четвертого прокуратора Иудеи Валерия Грата, Пилат поселился в благополучном, населенном римлянами, греками, сирийцами, иудеями царственном городе Кесарии. Город тот был возведен на залитом солнцем и поросшем кипарисами морском побережье Иродом Великим и назван так в честь божественного кесаря Августа. Того самого цезаря Августа Октавиана, который принял от пращуров своих Рим кирпичным и оставил его потомкам великим беломраморным, наполненным великолепными статуями богов мегаполисом. Новый град Кесария изобиловал роскошными термами и фонтанами. В садах, окружавших резиденцию прокуратора, можно было встретить пугливых, хотя и приученных к человеку ланей, нервных самовлюбленных павлинов, любящих по утрам покричать отвратительными голосами; понаблюдать за любовными сценами неслышно скользящих по озеру лебедей; увидеть в зарослях заманчиво дремлющую белотелую Леду; встретить великолепно сложенную Артемиду с луком в нежных руках… В общем, почувствовать себя если не в раю, то в расслабляющем тело и раскрепощающем душу розовом сне, весьма и весьма далеком от суровой иудейской действительности с ее безумными мессиями и бьющимися в истерике пророками, где уже начал раскручиваться наш нехитрый сюжет.
Уже в Риме Пилат был много наслышан о странностях иудеев, их скрытном, мстительном живом Боге, якобы сотворившем небо, и землю, и зверей лесных, и скотов полевых, а главное – сотворившем человека. И, как понял Пилат, иудейская вера вовсе не походила на римское поклонение Юпитеру. Богатые римские евреи поясняли ему, что их вера – не просто вера, а духовное родство иудеев с Богом. О странностях Ягве, одарившего свой народ сотнями всяческих запретов и мелочных предписаний, много говорили и вернувшиеся в Рим из Сирии, Палестины трибуны, легаты, генералы и полковники, центурионы, командовавшие в Иудее легионами, когортами, центуриями. «Этот их Бог, Ягве, – говорили лихие вояки, – жесток и упрям, как римский центурион. И евреи послушны ему, как овцы. Их синагоги – это те же римские казармы, где вместо капралов командуют раввины».
Покопался Пилат до отъезда и в разных государственных документах, к которым смог получить доступ благодаря Сеяну. Естественно, интересовала его Иудея – кость в глотке Рима. Среди документов оттуда он наткнулся на давнишний донос кесарю о злодействах иудейского царя Ирода Великого. Тайный осведомитель доносил римскому императору о неподдающейся никаким объяснениям резне младенцев, которую устроил недалеко от Иерусалима, в маленьком городке Вифлееме, видимо, помутившийся рассудком царь. Никогда в жизни Пилат не слышал о подобном злодеянии. По приказу этого сумасшедшего иудей-ского царя его воины в течение нескольких дней умертвили четырнадцать тысяч вифлеемских младенцев в возрасте до двух лет. Пилат пытался доискаться до причины страшного злодеяния, но так и не нашел объяснения. Говорят, что Бог жестоко покарал Ирода за то злодейство – изверг сгнил заживо. Свидетели сообщали, что видели своими глазами, как их царя, еще живого, ели черви. И понял Пилат, что скучать в этой стране ему не придется.