Выбрать главу

Но ей не пришлось их сказать: сын пришёл скоро — она ещё домывала посуду — и лёг спать, пожелав ей спокойной ночи.

Наступила весна. Близились выпускные экзамены.

…Однажды, возвращаясь с ночной смены, Марья Васильевна встретила Лену Быстрову в стареньком пальто, с лопатой в руках.

— Здравствуйте, Марья Васильевна! — закричала Лена. — С работы? А мы на работу!

— На какую же это работу?

— Как это — «на какую»? На стройку! Сегодня уже последний день работаем. Всем классом. А знаете, сколько мы заработали уже? Почти по восемьдесят рублей на человека! Это на выпускной вечер! — объяснила она гордо.

— Вот молодцы! — восхитилась Марья Васильевна. — А Серёжка мой как, не отстаёт?

— Как? Разве вы не знаете? Он сказал, что ему надо заниматься, а в свободное время вам помогать. Обещал, что внесёт свою долю и так!

В этот вечер Марья Васильевна не готовила обеда. Она сидела у стола, сложив на груди руки, и ждала. Сын пришёл, поздоровался и весело сказал:

— Ух, и проголодался! Поесть бы, а, мама?

— Там есть молоко и хлеб, — сказала мать сурово.

Но сын, по своему обыкновению, не заметил ни позы матери, ни её необычного тона. Он с аппетитом поел и принялся за уроки. Раскрыв книгу, сказал небрежно:

— Кстати, мама, мне скоро понадобится сто рублей.

— Что так мало?

— Нет, мама, я серьёзно. На выпускной вечер. Ведь все дают. Что мы, хуже, что ли?

— Я в чужих карманах не считаю, — сказала мать сухо, — а у меня денег нет. Сама в рваных туфлях хожу.

— Ну, знаешь, мама! Я бы на твоём месте из-под земли достал.

— Вот и доставай. А у меня под землёй денег нету.

— Не понимаю, какая муха тебя укусила! — Сын начинал нервничать. — Выпускной вечер раз в жизни бывает. Один на всю жизнь, — понимаешь?

— Мать тоже одна на всю жизнь. Да ладно, чего там! — Она махнула рукой и встала. — Видела я сегодня, как Лена Быстрова на выпускной вечер деньги добывает, да и другие тоже… У неё отец-мать есть, а она своими руками заработала! А ты не хотел. Да ещё сказал — мне помогаешь. Когда это ты мне помогал?

— Это чтобы не приставали, — объяснил Серёжа угрюмо. — А то знаешь, началось бы. Припаяли бы антиобщественное поведение или ещё что. А мне ещё столько повторить надо, у меня всё рассчитано. Думаешь, медаль — это так просто? Да и работают они по шесть часов, устают, как лошади, а что ещё заплатят, — неизвестно. Да ты думаешь, они из-за денег работают? Не верь! Просто сейчас мода такая — работать…

— Мода? — повторила мать. — А тебе эта мода не по душе? Ты только такую моду признаёшь? — Она схватила лежавшую на стуле клетчатую рубашку, которую с такой любовью выбирала сыну, потрясла ею в воздухе и бросила на кровать. — Решил — легче у матери взять!.. Бери! — крикнула она. — Только сам бери! Своими руками! Сам! Из своих рук я тебе денег не дам! Запомни!

Она накинула платок и выбежала из комнаты…

Серёжа встал, постоял немного в нерешительности, потом метнулся к столу, выдвинул ящик…

— Она же сказала — бери! — оправдывался он перед собой. — Значит, надо брать, пока не передумала. Другого выхода нет!

Он увидел две сторублёвки, сунул одну в карман пиджака, другую аккуратно положил на место и задвинул ящик.

Вот и долгожданный выпускной вечер.

На Серёже тщательно отутюженный костюм и новый галстук. На лице, как и у остальных, выражение скромного торжества.

Полчаса назад, отвечая от лица награждённых медалями на поздравления учителей, Серёжа сказал:

— Мы благодарим учителей за всё хорошее, что они сделали для нас. Обещаем, что всегда будем первыми в работе, всегда будем честно выполнять свой долг!

Директор пожал ему руку, как взрослому. Да он и был взрослый, «вполне сформировавшийся человек», как сказал о нём математик.

А из дальнего угла, затерянная среди взволнованных родителей, смотрела на Сергея мать.

Она-то знала об этом вполне «сформировавшемся человеке» то, чего не знал ни директор, ни математик…

— Что же вы?! — мягко сказала соседка, продевая свою руку под локоть матери. — Радоваться надо, а вы плачете!

— Да, — пробормотала она, — да, конечно… Ну, я пойду…

Она стала пробираться к двери и вышла, не оглядываясь.

С чистой страницы

— Горбачёв, опять чертёж не на форматке?

— Да что вы придираетесь, Пётр Николаевич? Хороший же чертёж! На пятёрку!

— Я предупредил — не приму не на форматке.

— Ну и не надо. Подумаешь! У меня сучок заметите, а у других…