Нина Павловна, пожалуйста, никому не давайте моё сочинение!»
Соня не успела собраться с мыслями, как хлопнула дверь — пришла тётка. Она сняла пальто и села, тяжело дыша.
— Уф, уморилась! Поставь чайник, Сонюшка!
Соня пошла в кухню, поставила чайник и, подойдя к окну, прижалась к холодному стеклу горячим лбом. За окном была непроглядная тьма. На душе у Сони было скверно. Она напряжённо вглядывалась в темноту, как будто именно там увидела что-то новое и важное. Щёки её горели, точно кто-то надавал ей пощёчин.
…Она думала уже не о том, как смел Шурка плохо написать о ней и о тётке. Она думала о Вале и о Кузьме Петровиче. Она вспоминала, как действительно в прошлую субботу вертелась перед Валей в новом пальто и какие были у Вали грустные глаза, когда тётя вызвала её в коридор «обсудить покупку»…
Соня стояла у окна, пока чайник не запел свою песню. Не хотелось сейчас видеть тётку, разговаривать, отвечать на её вопросы…
Когда Соня с закипевшим чайником вошла в комнату, тётя Маня сидела с очками на носу и читала Шуркино сочинение. Соня чуть не выронила чайник.
— Тётя Маня, отдай! — закричала она: — Это нельзя. Это чужое!
Но тётя Маня только рукой махнула. Соня поняла — скандала не миновать! Она села на кровать, со страхом глядя на тётку.
Тётя Маня кончила читать и сняла очки.
— Так! — сказала она зловеще. — Вот и благодарность!
— Тётя Маня, это надо отдать… Я взяла на минутку… Шурка получит единицу, если завтра не сдаст сочинение. Нина Павловна твёрдо обещала, она уже и так откладывала. Тётечка, ну дай, пожалуйста!
— Единица? Так ему и надо, сопляку! Пусть ставят единицу! Будет знать, как оговаривать соседей!
— Тётя, что же я ему скажу?
— А ничего не говори. Я сама с ним поговорю!
— Нет, нет, не говори! — в полном отчаянии закричала Соня.
— Ладно, не реви. Больно надо нервы портить. Но только я этого, — она потрясла тетрадкой, — не отдам. Так и знай!
— Нина Павловна, ну, ещё хоть один день! Ну, пожалуйста! — проныл Витька Моисеев.
Это был пробный шар. Все насторожились.
— Нет, — сказала Нина Павловна жёстко. — Нет. Я уже два раза откладывала.
Соня, понурив голову, достала из портфеля тетрадку. Полезли в портфели и остальные.
Нина Павловна вызывала по списку. Ребята подходили один за другим и клали на стол сочинения.
— Харченко!
Соня встала. Что делать? Сдавать сочинение о лётчике и олимпийской чемпионке?.. После всего, что было вчера? После утреннего разговора с Шуркой?..
Но Нина Павловна подняла голову — и в каждом её глазу Соня явственно увидела по единице. Дрожащими руками Соня положила на стол свою тетрадку.
Когда очередь дошла до Шурки, она закрыла глаза от ужаса.
— Ставьте единицу! — сказал Шурка угрюмо. — Я не написал.
— Как?
Нина Павловна удивилась и огорчилась. Шурка был всегда так аккуратен!
— Шура, как это может быть?
— Не успел! — буркнул Шурка.
Нина Павловна медлила. Ей так не хотелось ставить Шурке единицу!
Скорее! Спасать! Соня ринулась на выручку.
— Нина Павловна! Шура сочинение написал, я даже читала его. Там только чуточку недописано… Он допишет! Не ставьте ему единицу!
— Это правда, Шура? — спросила Нина Павловна с сомнением в голосе. Она переводила глаза с Шурки на Соню…
Шурка молчал.
Нина Павловна пожала плечами, подумала и поставила в журнале против Шуркиной фамилии не единицу, а точку. Маленькую точку, которая ровно ничего не означала, кроме: «Спросить ещё раз».
Соня возвращалась из школы пешком. Обычно она шла, не замечая ничего вокруг, и мечтала… Мечтала, что её выберут в комитет. Мечтала о шёлковом плаще. Мечтала о том, как её полюбит какой-нибудь необыкновенный мальчик — даже лучше Генки Батенкова!
Но сегодня она не мечтала, а смотрела на прохожих. Их было много; они торопливо шли по тротуару, и у каждого были свои мысли, свои заботы, свой Петька в яслях, своё мужество, и, может быть, как у Сони, — свои легкомысленные поступки и горестные угрызения…
Все поиски оказались напрасными. Шуркиной тетрадки нигде не было. Когда Соня, перевернув всё в комнате вверх дном, вконец отчаялась, явилась тётка.
— Ты чего это всё разворотила, мать моя? — спросила она, с подозрением осматриваясь. — Опять тетрадку ищешь? Сказано — не отдам. И всё тут!
— Тётя, — сказала Соня, — надо отдать. Он ведь ни в чём не виноват.