Павла спасти не удалось, через две недели Лексей потерял родного человека. Все его старания возможными средствами лишь облегчили агонию, сделали ее менее мучительной, но остановить воспалительный процесс в пострадавшем теле не смог. Дважды оказывался в сумрачном мире, вытягивая оттуда уходящую душу, рискуя самому остаться там, сдался, когда растаяла последняя надежда справиться с болезнью и стало очевидным — жизнь брату уже не сохранить. В последнюю ночь после соборования позвал государыню и старших детей проститься с мужем и отцом — правда, тот уже впал в горячечный бред и не узнавал никого, но отдали дань своему долгу и проводили душу усопшего в семейном кругу. Похоронили в императорской усыпальнице Петропавловского собора, рядом с прахом матери и отца. На всем пути от замка до храма провожали покойного государя колокольным звоном, народ высыпал на улицы, больше любопытствуя, чем в скорби, но все прошло чинно, без давки и каких-либо происшествий или инцидентов.
На следующий день в Зимнем дворце провозгласили нового императора — Константина, — все приглашенные на церемонию особы принесли ему клятву в верности. Своим первым указом объявил назначения в правительстве и Сенате, начав с канцлера — им по завещанию отца назвал Лексея, собственно, по его списку огласил имена высших чинов. До этого дня еще при жизни Павла встречался с наследником несколько раз, имел с ним недолгие беседы. Впечатление тот оставил неоднозначное — вроде не глуп и нет в нем чванства или пренебрежения к окружающим, но не чувствовал от него той силы духа или воли, которая притягивала бы к нему и внушала уважение, если не желание подчиняться, да тот и не отличался каким-либо особым честолюбием.
Можно сказать, не видел в молодом правителе, не достигшему еще четверти века, задатков той харизмы, которой обладали настоящие монархи, даже его отец, уж насколько тот не мог похвалиться здравомыслием. По-видимому, Павел осознавал слабость наследника и озаботился привязать к нему своего рассудительного брата. Лексею же не оставалось иного, как принять волю ушедшего из этого мира государя, да и сам осознавал — юный император может натворить по незнанию или неразумению столько бед, что потом долго всем придется расхлебывать. Кроме прочих забот поставил для себя задачу научить Константина государственной мудрости, насколько ему будет по силам, прежде всего, разбираться в людях — кому можно доверять, а кого не допускать на пушечный выстрел.
Последующая работа с Константином шла даже слишком легко — тот принимал все предложения наставника — каким, по сути, стал для него Лексей, — без какого-нибудь сомнения в их правоте, очень редко высказывал свое мнение, еще реже настаивал на нем. Подобное исключение произошло с судьбой брата — Александра, — вопреки пожеланию канцлера о продолжении ссылки бывшего цесаревича в Царском Селе с неожиданным упорством стоял на своем — нужно разрешить тому вернуться в столицу и даже допустить к воинской службе, если, конечно, того возжелает. Объяснял свое сочувствие к старшему брату какой-то справедливостью — мол, тот уже столько лет терпит опалу, надо дать ему возможность послужить родине. А то, что дважды стал орудием заговорщиков, пытавшихся править за его спиной, не посчитал столь опасным — ведь то случилось без злого умысла самого Александра, просто так сложились обстоятельства.
Лексей уступил воле юного государю, воспылавшего родственным чувством, справедливо решив — давление на него вызовет недовольство, а им надо сохранить между собой доверие. А если Александр вновь спровоцирует смуту, то сам должен понять опрометчивость своего поступка и извлечь урок, если сможет. Лексею же придется принять на себя лишние хлопоты и не оставлять без внимания старшего племянника — нужные люди проследят за ним и не допустят повторения опасных для страны интриг. Худшим же в Константине посчитал не его возможные ошибки, а нежелание заниматься государственными делами — брался за них с заметной неохотой, как за тяжкую обузу. Наверное, будь его воля, перевалил бы долг императора на чужие плечи, а сам занялся воинскими учениями — к ним питал гораздо большее пристрастие. С него станется, при оказии может передать власть кому-то из братьев, тому же Александру, младшим Николаю или Михаилу, когда они подрастут!