По донесениям командующего кавказской группировкой начало операции проходило успешно — в августе-сентябре оттеснили банды абреков южнее кордонной линии Кубань-Малка-Терек, полностью освободили Грузию, практически вернув статус-кво до начала вторжения. Дальнейшее продвижение корпусов, разделившихся по трем направлениям, заметно снизилось, ни одному из них за оставшийся месяц с небольшим до наступления снегопадов не удалось выйти на заданный рубеж Дербент-Эривань-Майкоп, при том понесли слишком большие потери, едва ли не треть от начального состава. Раз за разом попадали в устроенные горцами западни с огневыми ловушками, каменными и снежными обвалами. Каждые ущелье или горная тропа представляли опасность, нервное напряжение буквально поедало силы и волю бойцов, да и усталость от бесконечных подъемов и спусков сказывалась.
Хуже всего, что противник казался неуловимым, сделав пару-тройку залпов, он просто исчезал, как будто растворялся в камнях. Ответный же огонь не приносил почти никаких результатов, соотношение потерь составляло в лучшем случае один к пяти в пользу врага. Так и вернулись ни с чем на исходную линию — не зимовать же на продуваемых ветрами перевалах и долинах, — но и на обратном пути наскоки горцев не прекращались, лишь вбитая учениями дисциплина удерживала солдат от беспорядочного бегства, заставляла давать хоть какой-то отпор. Когда же добрались до зимних лагерей, никто не скрывал облегчения и радости от того, что вернулся живым из этих богом забытых гор. И не хотелось думать о предстоящем весной новом походе — ведь приказ никто не отменял, надо его исполнить во что бы то ни стало!
Уже потом, на военном совете в Зимнем дворце, Багратион признал свои просчеты в проведении операции, главной же причиной постигшей неудачи и больших потерь назвал неподготовленность пехотных полков к боевым действиям в горных условиях. Лексей, проводивший совет, осознавал справедливость нареканий командующего — в той спешке с отправкой войск в Грузию просто не оставалось времени на формирование и обучение егерских подразделений, а имевшиеся на южной границе горные части не справились с обширным фронтом наступления. Счел нужным принять предложение генерала об усилении группировки как минимум пятью егерскими полками, кроме того, в каждом пехотном создать отдельную роту из наиболее подготовленных бойцов, провести их обучение в горной местности, лишь потом продолжить операцию.
Всем высшим военным чинам, впрочем, и гражданским, приглашенным на совет, не представляло секрета то, что страна втягивается на Кавказе в настоящую войну, притом не на один год, с большими жертвами, как людскими, так и в финансах. Не видели какой-либо отдачи от захвата тамошних земель, лишь головную боль от населявших их диких горцев, покорение которых представлялось практически неисполнимой задачей. На протяжении многих веков, еще со времен киевских князей, много раз предпринимали походы в Кавказские горы, но реальных завоеваний не достигли, лишь построили оборонительные линии на подступах к ним для защиты от набегов абреков.
Имели какие-то временные успехи, тот же князь Потемкин, дошедший до Дербента, но вернулся ни с чем за кордонную линию. Переговоры же с местными шейхами и ханами ни к чему доброму не приводили — сегодня клялись в дружбе и мире, а завтра стреляли в спину. Кто-то из мужей даже задавался вопросом — на кой ляд нам этот чертов Кавказ? — но вслух о том никто не говорил. Понимали — если упустить из своих рук этот стратегический район, то вскоре нагрянут незваные гости с южных краев, те же персы или османы, а с ними и английские агенты, науськивающие подконтрольных им эмиров против России. Так что Кавказ представлял естественную крепость на пути недругов, но прежде следовало самим занять его.