Мичман сказал о себе: — Я новый хозяин поместья, барон Бобринский. Можешь называть меня Лексеем Григорьевичем, — после задал беспокоящий его вопрос: — Скажи-ка, Никифор, прямо, без лукавства — откуда долги? Неужели нет дохода от сих владений?
Старый слуга замялся, не решаясь сразу ответить, но под строгим взглядом барона все же вымолвил:
— Не следует слуге говорить хулу о прежнем барине, но возьму грех на душу — мот он и картежник. За десять лет прокутил и проиграл все до последней рубахи, заложил имение под проценты и не смог вернуть долг. Казна выкупила, а самого отправили в Сибирь. Хозяйство запущено, в деревнях разруха, а ведь раньше, при отце молодого барина, жили припеваючи, возили хлеб и овощи на ярмарку.
— Понятно, Никифор, — задумался новый хозяин, после высказал: — Пусть жена твоя поможет моему кучеру оправиться, после покормит, а мы с тобой обойдем усадьбу — посмотрим, что надо с ним предпринять. А потом, после обеда, объездим деревни, поговорим с людьми.
Весь свой отпуск Лексей провел в поместье — не хватило времени хотя бы на день съездить в Бобрики. Вызванные мастера из Твери приводили в порядок усадьбу, перестроил с ними фасад по своему вкусу, нанял садовника восстанавливать цветник и ухаживать за парком, посадил плодовые саженцы в будущем саду. Со старостами деревень и села определил нужные средства и материалы для вспашки и сева — от плуга до семян, — а также племенных коров и бычков для восстановления стада и еще много другого, что потеряли из-за мотовства предыдущего хозяина. Все нужное закупали на ярмарках в Твери и Торжке — Лексей сам ездил туда, — истратил все имевшиеся у него деньги, взял еще ссуду в заемном банке. Всего ушло около десяти тысяч рублей, но посчитал нужным пойти на эти траты — они должны были окупиться за два-три года. Перед отъездом оставил необходимый запас на возможные расходы и обязал старост по осени подготовить отчет — зимой, после окончания навигации, обязательно наведается и проверит.
Иногда, в нечасто выпадающий досуг, Лексей поражался себе — вел как заправский помещик! Вникал в проблемы и заботы своих владений, заглядывал во все уголки не только усадьбы, но и дальних угодий, своими ногами исходил поля и леса. Причем исполнял хозяйственные нужды с охотой, даже почувствовал вкус. Возможно, в том проявилась забота о людях, зависимых от него, или сказалась увлекающаяся натура — примерно также он загорелся морем. Как бы ни было, бросать все начатое уже не мог, дал себе зарок проследить и, может быть, развить, если выдастся время, да и нужные средства. Уже продумывал планы землеустройства по-новому, с тем же многопольем, поливными каналами, внесением удобрений, высаживанием новых культур — картофеля, помидора, кукурузы. Только понимал — сейчас реально не до того, служба важнее подобных проектов, они оставались мечтами в неопределенном будущем.
Как ни был занят молодой человек делами поместья, но случился у него роман с юной девицей — дочерью директора народного училища Сумарокова. Сам он был из незнатных дворян, даже не имел поместья, лишь небольшой дом в тихом районе Твери. Так что никакой корысти в ухаживании молодого офицера за, по сути, бесприданницей не имелось, только сердечная склонность. Встреча произошла случайно — Лексей приехал в город по своим нуждам и на одной из улиц увидел девушку, идущую навстречу по деревянному тротуару. Особо к ней не приглядывался — мало ли кто гуляет по городу, — лишь скользнула мысль: — приятная на вид, с такой не зазорно на люди выйти. Неожиданно она отступилась, едва не упала, а потом потянулась к лодыжке — похоже, подвернула ногу. Конечно, офицер не мог оставить без помощи девицу, велел кучеру остановиться, соскочил с дрожек и подал руку стоявшей на одной ноге страдалице.
— Милая барышня, давайте я вам помогу. Разрешите представиться — мичман Бобринский, можно просто Лексей. Если не против, то отвезем вас домой — только скажите, куда, — галантно обратился молодой человек, после поправился: — Хотя нет, лучше к доктору, пока нога не распухла. Вы знаете кого-нибудь из них? Сам я недавно здесь, собственно, ни с кем не знаком.
Девушка засмущалась, даже потупила взгляд, потом все же ответила:
— Благодарю вас, Лексей. Меня зовут Машей, Сумарокова. А доктор рядом, на соседней улице, мы тоже там живем. Ехать вот туда, сразу за углом поворот.
Сделала шаг за поддерживающим ее офицером, после охнула от боли и встала, сказала, чуть не плача: — Лексей, я не могу идти.
Кавалер все понял, проговорив: — Разрешите, — поднял девушку на руки и понес к дрожкам. Та вся покраснела, но не стала вырываться, лишь оглянулась по сторонам — не видит ли кто ее нескромность. Лексей даже не чувствовал веса хрупкой барышни, понес легко как перышко, а та обхватила его шею, невольно прижимаясь к нему. Парня будто обожгло изнутри, нежное девичье тело пробудило мужское естество — минуло уж два года, как не имел женщину. С трудом подавил желание прижать Машу покрепче, бережно донес до повозки и усадил на сиденье, после сам уселся рядом. Через некоторое время опять же на руках внес девушку в дом доктора, дождался, пока ей обработали и перевязали пострадавшую ногу, отвез к ее дому. Надо было видеть лицо матери девицы, когда она открыла на стук дверь — ее родная дочь на руках какого-то офицера и обнимает его!