Учения длились до конца августа, когда сторожевые корабли, стоявшие с дозором у датских проливов, принесли весть о подходе вражеской эскадры. К тому времени экипажи и их командиры приобрели самый минимум навыков, нужных в предстоящем сражении — так посчитал Лексей, сам получивший какой-то опыт руководства флотом. Прекрасно понимал, что реальный бой может сложиться непредсказуемо, потому предпринял все возможные усилия не только в достижении достаточной выучки личного состава, но и умении правильно действовать в самых разных вариантах противоборства с грозным неприятелем. Для того привлек свои знания и способности в прогнозировании битвы, те же предвидение и интуицию, давал командующим соединений, отдельных групп и флагманских кораблей вводные команды, нередко ставивших их в трудные, казалось даже безвыходные ситуации.
Именно с такими задачами не справлялись те командиры, что привыкли действовать по уставам и наставлениям, прежним шаблонам. С ними Лексей обходился без какой-либо нерешительности, невзирая на чины и возможные связи в высших кругах, не заботясь о том, что наживает лишних недругов. Вместо них за эти два с небольшим месяца учений отобрал лучших, на кого мог положиться и они оправдывали его намерения. Особо пришлось похлопотать за Баратынского и Чичагова-младшего, подвергшихся опале при новом императоре — тот с заметным неудовольствием, но все же согласился вызвать их из отставки, а после присвоить адмиральский чин и поставить на высшие должности. Некоторое сомнение у Лексея вызвал Крузенштерн, когда назначал командиром одного из фрегатов. Тот только недавно вернулся из кругосветного плавания в составе английской экспедиции и не скрывал симпатий к морякам неприятельской державы. На прямой вопрос: — Готов ли сражаться против тех, с кем провел не один год, — капитан замялся, но все же после ответил: — Присягу я не нарушу, исполню честно приказ.
Основная часть Балтийского флота базировалась на занятой три года назад Курляндском побережье западнее Рижского залива. Отсюда выходила в море, возвращалась после учений и пополняла припасы. Здесь же в незамерзающем круглый год порту Либава (*Лиепая, Латвия) разместился временный штаб ударной группировки, сюда приходили донесения с дозорных кораблей, отправлялись распоряжения и приказы во флотские подразделения. Почти все время после выхода в море Лексей проводил в этой части Балтики, лишь дважды за лето возвращался в столицу и то вызову императора. Павел не пытался скрывать беспокойство, его все больше тревожило предстоящее столкновение с Англией и ее союзниками, впрочем, и другие связанные с ними страхи. Не выдержал давления и угрозы англичан начать войну на Черном море, пошел у них на поводу и отправил Ушакова с частью флота в Средиземное море — освобождать вместе с османами занятые французами прибрежные районы Греции и Италии.
Хотя еще два года назад отказал в подобной помощи, теперь своей непоследовательностью показал слабость перед врагом, тот же недавно предъявил ультиматум с новым требованием — отправить сухопутные войска на помощь австрийцам, упомянул и незамедлительный возврат незаконно занятой Америки. Такую неприкрытую ничем наглость Туманного Альбиона невозможно было представить еще совсем недавно, в правление императрицы Екатерины II. По-видимому, на Темзе решили проверить на крепость нового русского правителя, не пользующегося в своей вотчине достаточной властью — собственно, Павел добился короны лишь благодаря поддержке ограниченного круга влиятельных лиц. А если тот заартачится, то могут найтись другие важные особы, которые с щедрой заморской помощью отправят несговорчивого самодержца вслед за своим отцом по тому же пути. А преемника им найти несложно — того же наследника, Александра, благо тот не против, да и к Британии расположен не в пример лучше родного батюшки.
Такой весьма возможный исход не составлял тайны многим сведущим в дворцовых интригах людям, а Павлу выпала трудная доля переломить судьбу в свою пользу, вот он метался в поисках лучшего решения. Отчасти поделился думами и тревогами с братом, надеясь найти в нем опору, но в то же время не доверялся полностью, как, впрочем, к кому-либо другому. В последней встрече высказался более откровенно, наверное, не находил иного выхода:
— Знаешь, Лексей, иной раз меня страшит не столько Британия — уже верю, что с твоей помощью справимся с нею, да и вижу, сколько трудов ты приложил к тому. Есть важные люди, которые плетут за моей спиной заговоры, ждут-не дождутся моей погибели. И ведь не отличишь их, в глаза они самые верные и преданные, а отвернешься — не преминут вонзить нож в спину. А руки у меня связаны — тронешь кого-либо, даже явного недруга, так навалятся всем скопом и ведь не отобьешься!