Выбрать главу

Дверь квартиры мог открыть кто угодно, теперь это уже не имело значения: пять в обойме, шестой в стволе…

На лестнице раздались шаги незнакомца. Он замер, а потом отложил огрызок на пол.

От стука входная дверь приоткрылась.

– Дома-то кто йо? – зычно спросили извне.

Под одеялом рука Александра перевела маузер в положение "Feuer", после чего он ответил:

– Есть.

Дверь распахнулась, вошел мужик. Он прикрыл за собой дверь и повернулся. В руке у него был деревянный ящик, откуда (Александр сглотнул) торчала кверху рукоять топора.

– Кто йо-то?

– Я, – подал голос с пола Александр.

Мужик увидел его и оскалил серые металлические зубы.

– «Я»… Тебе что, гроши оставили? Батька где твой?

– На работе, – соврал Александр.

– А матка?

– А мама, – сказал он, – сейчас вернется.

– Обождем тады. – Мужик сел на табурет, выставленный мамой в коридор, сбросил прямо на пол шапку, расстегнул овчинный полушубок и, озираясь, стал сворачивать на колене самокрутку. Насыпал махорки в обрывок газеты, лизнул, склеил. Чиркнул спичкой и окутался вонючим дымом.

– Чего на земле-то лежишь? Что чужой войдет, боишься?

– Ничего я не боюсь! – сказал Александр. – Так, читаю.

И он показал мужику обложку толстой книги – «Война невидимок», Николай Шпанов.

– Читает, ишь… Батька военный небось?

– Это же ДОС. Тут у нас все военные.

– В чинах али так, лейтенант?

– Майор.

– Вот оно как. Гроши небось гребет лопатой?

Александр сжал винтовку.

– Оклад-то, говорю, большой у него? – Не дождавшись ответа, мужик ответил себе сам: – Да уж ить не малый! Тыщонки три, а то и все пять… – Он наклонился, извлек из ящика топор.

Александр перекатился за угол. Винтовка была еще накрыта, но палец уже лежал на спусковом крючке.

Сапоги мужика зажали топор, а он достал из своего ящика бутылку с мутным картофельным самогоном, вытащил зубами газетный жгут затычки, взболтнул, запрокинул бутылку и надолго присосался, подмигивая при этом вниз Александру.

– А как же? Защитнички, – заговорил он, отсосавшись. – Сперва от Гитлера нас спасли, теперь вон от Имря Надя спасают, а там, глядишь, спасут и от Слуг Народа. А? Вот я и говорю: пускай им плотят. Слугам Народа, тем урезать надо. Тут Микита прав. Но Червону Армию нашу ты не трожь! Не жнет она, не сеет и на горбу сидит у нас, но дело свое Червона Армия туго знает. Ать-два! Режь-коли!

Мужик выпил еще и поднялся.

Александр откинул край одеяла и вскинулся с колена.

– А ну стой! – крикнул он. – Ни с места!

Мужик засмеялся.

– Руки вверх!

Если эта глыба вот сейчас, немедленно не подчинится, палец выстрелит.

Мужик поднял руки – темные и огромные.

– Да я ж водички, – сказал он, – испить…

Александр принагнул ствол.

– Садись!

Не опуская рук, мужик сел.

– В лоб-то хоть не цель!… – взмолился.

Мушка сползла ему на сердце.

– Ф-фу! Ты что, боишься, что ли?

– Разговорчики! – прикрикнул Александр. Руки у него стали дрожать.

– Покурить-то дозволишь? Оно ить даже перед казнью дозволяют.

– Кури.

Над ним горела лампочка, отсвечивая на лысине. Покручивая головой и вздыхая, мужик свернул «козью ножку». Нагнулся в сторону топора…

– Стреляю! – крикнул Александр, поджимая спуск к задержке хода, за которой выстрел.

Мужик топор не взял. Взял спичечный коробок из своего ящика. Раскурил, бросил обратно.

– А возьми я топор, убил бы? Эх, – вздохнул мужик. – Знать не можешь доли своей – верно поют. С утра вот намахался, получил гроши, захмелился малость. Ну? Мне бы к бабке своей, а я дай, думаю, забегу по вызову. Забежал вот! Ядри твою палку. Кто же тебя, голубь, напужал так?

– Разговорчики!

– Во дает! – поразился мужик. – Ладно тады. Помолчим.

Они молчали.

– Это… Глотнуть могу?

– Глотни.

Не спуская глаз с черной дырки, мужик опустил руку и поднял бутылку.

– Только бы ты это: опустил бы? Ты и не захочешь, а оно и пальни. Что тогда? Сейчас-то не поймешь, а потом… Всю ведь жизнь казниться будешь, сердешный, что деда старого по малолетству порешил. Я-то что? Свое я так и так прожил. А вот тебя мне жалко.

Дырка подмигивала ему.

– Ну ладно… – Мужик взболтал самогон. – Пил я тебя с братами, пил с друзьями хорошими. Приходилось и в одиночку. Ну а сейчас с Тобой, Костлявая, выпью!

На этот раз он выпил все до дна, запрокидывая голову все выше и взявшись для упора левой ладонью за шею. Но не удержался и упал с табурета. Поставил аккуратно бутылку у стеночки, придвинул шапку.

– Ну как ты там, дите? А я того – сморился. Посплю я. Сонного-то не застрелишь? Ну а застрелишь, Бог с тобой! Ныне отпущаеши…

Подложил под щеку локоть и закрыл глаза.

С облегчением Александр закинул на плечо винтовку и прокрался мимо спящего в уборную. Пописав, он стряхнул последнюю каплю, застегнулся и вдруг услышал истошный мамин крик:

– Человека убили! Человека убили! Да придите же хоть кто-нибудь!…

Он вышел. Взвел глаза.

Она взялась под левую грудь, показывая вниз:

– Так это ты его?…

– Да живой я, бисовы дети! – отозвался с пола мужик. – Дайте доспать.

И накрылся воротом овчины.

ГЕНЕРАЛ КАВАЛЕРИИ

– Салават приехал! Салават приехал! – завизжала в прихожей Иля.

Александр поспешно закрыл и спрятал под себя учебник акушерства, жуткими картинками из которого воспользовалась для наглядности Иля, объясняя ему, что такое «аборт», на который легла его мама – в то время как Гусаров отсутствовал на зимних учениях. И так он, Александр, чувствовал себя неловко в чужом доме, а тут еще и брат Или. Который учится в самой Москве. И не где-нибудь – в МГУ, который Сталин нашей молодежи в наследство оставил на Ленинских горах.

– Ну, погоди, сестренка, погоди! – прекратил телячьи нежности студент. – Я так задубел, от вокзала идючи, что ничего не воспринимаю… Дай согреться.

Стукнул об пол портфель, и студент заглянул в гостиную. Все на нем искрилось от снега – и лисья меховая шапка, и ворсистое верблюжье пальто с широкими округлыми плечами. Ухватившись за кушак, он отступил в прихожую и спросил:

– А где же предки?

– Папа воздухом пошел дышать, а мама на рынок. Все баранину к твоему приезду ищет. Для плова.

– Неужели плов будет?

– Конечно, будет! Только со свининой, я так думаю.

– Да хоть с чем! Сто лет не едал!

Потирая руки, студент вошел в гостиную, и Александр приоткрыл рот. На брате Или был оранжевый пиджак, такой длинный, что почти до колен. Узкие брючки с широкими отворотами. А ботинки! Огромные, как утюги, и на толстенных подошвах. А под пиджаком, который студент МГУ неторопливо расстегнул, обнажился огромный галстук. Пестрый такой. С обезьяной. А точнее говоря – с орангутангом. Который ухмылялся… Девять лет уже прожил на этом свете Александр, но ничего подобного, одежды такой, не то что не видел, но и вообразить себе не мог.

– Это еще кто? – вдруг в бешенстве внезапном закричал студент.

– Одноклассник мой, – оробела Иля. – У нас сейчас живет.

Он привстал с учебника акушерства:

– А-александр.

– Хэллоу, май бой! – давнул ему руку студент. – Я имею в виду, почему у вас этот висит?

Александр оглянулся от стола. За ним, в простенке между пятнами окон, заиндевело-солнечно светящими сквозь тюль, висел портрет Сталина. В серебряной рамке. Исполненный мягким карандашом. Вождь был очень красив в своем белом мундире со звездами на погонах.

– Висит… – Иля озадаченно подняла брови, отчего на лбу ее еще заметней проступили следы от оспинок. – Он всегда ведь здесь висел. Или ты забыл?