— И пускай упрямая.
Бегхан понимал, что ему не переломить строптивый характер брата. Уж если тот что вбил себе в голову, в лепешку расшибется, а сделает по-своему. Бегхан не раз имел случай убедиться в этом. Приходилось смириться с решением Алты. Скрепя сердце Бегхан отдал брату десять рублей из тех денег, которые они заработали на жатве: не бросать же Алты на произвол судьбы! Ни слова больше не говоря, повернулся и пустился догонять товарищей, уже удалявшихся по направлению к Теджену.
Алты остался на дороге один, долго смотрел вслед уходящим землякам. На душе у него было смутно, тревожно: что-то ждет его впереди?
Сжимая под мышкой свернутый халат, Алты околачивался возле школы, где недавно смотрел «Айджамал». Войти он не решался. И если бы его спросили, что ему надо, он бы не смог ответить. В самом деле, к кому идти, о чем просить?
Но и отступать было не в его правилах. Он то прохаживался перед школой взад-вперед, то садился на скамейку, стоявшую неподалеку под пышнокронным карагачом.
Когда он, в который уже раз, приблизился к двери школы, из нее вышел мужчина, в очках, с аккуратной черной бородкой. Он остановился перед Алты, испытующе взглянул на него.
— Тебе что нужно, молодой человек?
Алты, смешавшись, опустил глаза.
— А я и сам не знаю…
— Занятный товарищ! Так-таки и не знаешь?
— Ну… есть одно дело…
— Какое же, если не секрет?
Алты бросил взгляд на мужчину:
— А ты кто будешь?
— Я завуч этой школы.
— Завуч… Это вроде сторожа, что ли?
Мужчина улыбнулся:
— Гм… Положим, что так.
Алты осмелел:
— Если ты сторож, верно, знаешь, к кому мне обратиться?
— А по какому вопросу, позволь узнать?
— Ну… я хочу в артисты.
— В артисты?
— Ага.
— Что ж, похвальное стремление. Но у нас не театральная школа.
— А я видел тут пьесу «Айджамал»!
— Так это художественная самодеятельность.
— Вот бы и мне заделаться… этим самым… деятельностью…
Мужчина пристальней вгляделся в пылающее лицо Алты.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Ты закончил какую-нибудь школу?
— А как же! Ликбез.
— Ну ликбез — это не совсем то, что нужно. Это только первая ступенька к знаниям. Там тебя научили читать и писать. Этого мало.
— А что еще нужно?
— О! Многое.
Алты покраснел.
— Значит, я не гожусь в артисты?
Мужчина доброжелательно рассмеялся:
— Ну, пока неизвестно, на что ты годишься. Ты еще молод и полон энергии. У тебя все впереди. Но одно скажу: чтобы стать артистом, нужно сначала закончить театральную студию.
— А тут есть эта… устудия?
— Нет, студии, к сожалению, у нас пока не имеется.
По тому, как мужчина говорил, чувствовалось, что никакой он не сторож, скорее, учитель. И Алты без околичностей заявил:
— А ты ведь меня надул! Ты тут, видно, не сторожем, а муллой.
— Допустим.
— Тогда возьми меня в свою школу!
Мужчину что-то привлекало в этом горячем, наивном, открытом пареньке. Он сочувственно проговорил:
— Друг мой, тебе ведь уже семнадцать. А в школу поступают дети семи-восьми лет.
— Ну и что ж, что семнадцать! Раз надо учиться…
Мужчина прищелкнул пальцами:
— Как бы тебе объяснить… Тебе, наверно, приходилось чабанить? Так вот, как ты думаешь: можно ли к ягнятам подпустить взрослого барана?
Алты недоверчиво усмехнулся:
— Это какой же дурак станет так делать?
— Вот и ты среди малышей выглядел бы, как баран среди ягнят.
Алты потемнел лицом, понурился.
— Выходит, некуда мне податься.
— Ну-ну! Не вешай носа! — ободряюще сказал мужчина. — Ты можешь куда-нибудь устроиться, например в Ашхабаде. Наверняка там найдется для тебя что-нибудь подходящее.
— Правда? — обрадовался Алты.
— С какой стати мне тебя обманывать?
Алты схватил мужчину за руку, сильно потряс ее:
— Ой, спасибо… товарищ мулла! До свидания!
— Как? Ты спешишь проститься со мной?
— Я спешу в Ашхабад!
Завернув в красный платок кусок лепешки, Алты Карли отправился в Ашхабад.
Он шел пешком, в полном одиночестве, обходя стороной людные станции. Однако ему не было скучно, он и привык и любил оставаться один на один со степью. Ночами он спал на голой земле, подстелив под себя халат, а под голову подсунув папаху, смотрел в небо, на теплые звезды, умиротворенно прислушивался к степным шорохам, они его не настораживали, а убаюкивали.
Алты не знал, сколько километров он прошел, пока добрался до Ашхабада, но ему дважды довелось ночевать в степи.