Алты арабскими буквами вывел на доске: «ата». Преподаватель покачал головой:
— Ты что написал?
— Что вы сказали.
— Я же просил написать по-русски. О-тец!..
— А что такое «отец»?
— Я же сказал: по-нашему — это «ата».
— Я и написал: «ата».
— Ты мне напиши по-русски!
Алты, поникнув, стоял у доски. Довликамов вздохнул:
— Не знаешь, как писать? Ну что мне с тобой делать, Алты?
Алты вскинул голову:
— Учите меня! Я ведь приехал учиться.
Довликамов встал, отобрал у него мел, написал на доске по-русски: «отец». Возвращая мел Алты, подбодрил его:
— Ну! Диктую по буквам: о… тэ… е… цэ…
Алты нацарапал злополучное слово, но опять арабскими буквами.
— Не так.
— А как же?
— Ты русский шрифт знаешь?
Алты набычился:
— Научите, буду знать. Я хочу учиться!
Преподаватель снова покачал головой и отправил Алты на место.
В этот день Алты уже не прислушивался любовно к скрипу своих ботинок, не перешучивался с приятелями, во дворе не слышался его обычный звонкий смех. Забившись в дальний угол, он сел на бревно, сжал виски ладонями и, чувствуя себя виноватым перед всеми, на чем свет стоит кляня свое невежество, погрузился в мрачные размышления. Ишь распустил хвост! Не рано ли? Жизнь-то не всегда гладит по шерстке. Ну, приняли его в студию. Что с того? Не за красивые же глаза его тут кормят и одевают. От него ждут, что он порадует всех успехами в учебе. А он? Ничего-то он не знает. Туп, как пень. Еще требует, чтобы его учили! Да ему ни в жизнь не одолеть русского языка. Видно, прав был Бегхан: кишка у него тонка учиться. Дорога, выбранная им, оказалась ухабистей, чем он думал. Пора, видно, поворачивать назад, как он и обещал брату. Рано или поздно ему все равно укажут на дверь.
Приятели, заметив, как он удручен, собрались в кружок, чтобы обсудить, чем помочь Алты, как отвлечь его от черных мыслей. Парень, судя по его виду, в таком состоянии, когда каждый нерв натянут, как тетива лука. Решили, что с ним должен поговорить один из близких друзей. Выбор пал на Карабатыра, но он затряс головой:
— Нет, братцы! Видите, как он нахохлился? К нему не подступись. Еще отлупит!
Тогда в разговор вступил другой приятель Алты Сары Карры. Он возмущенно сказал:
— Да что мы рядимся, будто собираемся отправлять послов к шаху! Позовем Алты и будем держаться с ним как ни в чем не бывало.
— Верно! — обрадованно поддержал его Бяшим и закричал. — Алты! Эй, Алты! Иди к нам!
Алты не откликнулся. То ли, занятый своими мыслями, не услышал зова, то ли притворился, что не слышит. К нему подошел Сары Карры:
— Алты, что ты прячешься от нас? Ишь съежился, как мокрая курица!
Алты поднял на него глаза, полные мрачного, горячечного блеска, и вдруг взахлеб, словно спеша излить душу, заговорил обо всем, что передумал за эти минуты. Сары Карры слушал его серьезно, внимательно, а когда Алты заявил, что все равно ему долго здесь не продержаться, приятель довольно улыбнулся:
— И слава богу!
— Что? — опешил Алты.
— То, что ты слышал. Верно, хватит тебе тут торчать айда к нам!
Алты крепче прижался спиной к забору:
— Хорошо тебе шутки шутить. А мне плакать впору!
— Давай вместе поплачем, все веселей! А еще лучше — пойдем играть в чилик[21].
— До чилика ли тут!
— Ай, Алты, поразмяться всегда полезно!
Но Алты не слушал его, бубнил свое:
— Я-то мечтал со сцены высмеивать других. А вышло так, что надо мной смеются.
Сары Карры сокрушенно, с удивлением проговорил:
— Ба-ба-ба! Видно, я оглох. Что-то не слышал никакого смеха.
— Ладно тебе! Не видел, что ли, как Довликамов покачал головой, когда я шел на место?
— Велика важность! Я бы на твоем месте…
— Ну? Что ты?
— Я обычно поступаю так: он качнет головой один раз, а я десять. Мой верх!
— А ну тебя! С тобой серьезно, а ты… Нет, брат, видно, мне и впрямь больше подходит держать в руках чабанский посох, а не карандаш.
Сары Карры словно бы даже обрадовался:
— И то правда! Алты, друг, возьми меня с собой в степь! Налопаемся жирной баранины, ух как голоса зазвучат, с галерки будет слышно! А то иной актер надрывается на сцене, а зрителю кажется, будто москит звенит.
Ну как тут было удержаться от улыбки? У Алты потеплело на душе.
— Ты, гляжу, решил целое представление закатить. Вот-уж артист так артист!
Сары Карры добродушно усмехнулся:
— Ты, между прочим, тоже неплохо сыграл роль мокрой курицы, Я было поверил.