— Эх, была не была!.. Закатим-ка нынче пир!
Его дружно поддержали:
— Верно! Давно уж пора!
Алты радостно захлопал в ладоши:
— Ай, молодцы, здорово придумали!
Он взял туйдук и, подыгрывая на нем, чуть раскачиваясь, звонко запел:
Сторожа жадно внимали озорной песне Алты. Старший дернул его за полу халата:
— Эй, с какой это радости ты распелся?
— Как — с какой?.. Ты же сам сказал: закатим пир. Как тут не обрадоваться!
— Ах, пир? Ну да, пир!
А закатить пир для сторожей означало: наварить вдоволь супа и наесться до отвала.
Стали подсчитывать: на шестерых нужно купить полтора фунта мяса — тридцать копеек, пятьдесят граммов чая — десять копеек. Каждый из сторожей давно уже мечтал полакомиться городским белым хлебом. Хлеб — двадцать копеек.
Всего получилось шестьдесят копеек — по гривеннику с брата.
С грехом пополам наскребли эту сумму. И, посоветовавшись, сказали Алты:
— Ты самый молодой, вот тебе деньги, пойдешь в город, купишь там все, что нужно.
Алты, сам не свой от радости, вприпрыжку понесся по дороге, ведущей в город. Он был в Теджене лишь однажды, несколько лет назад, со старшим братом. Брат купил ему немного халвы — на всем свете не было ничего вкусней этой халвы! — Алты до сих пор помнил ее вкус. Ох и сладкая же! Вот бы еще раз ее отведать. В городе-то завались этого лакомства! Только что проку? Карманы у Алты пустые, нечего и думать о халве. Недаром же говорится, что халва достается хакимам[8], а сиротам лишь тумаки.
Вот и Теджен. Алты словно попал в другой мир. Еще на подходе к городу он увидел поезд: паровоз, гудя и грозно пыхтя, тянул за собой вереницу вагонов. Земля содрогалась под его огромными колесами. Он показался Алты чудовищем из сказки: не иначе, как нечистая сила двигала его стальными суставами! Это было страшное и интереснейшее зрелище!
А город оглушил Алты грохотом повозок, переливчатым трезвоном колокольчиков на фаэтонах. Алты глядел на них во все глаза и с изумлением думал: «Неужели же есть счастливцы, которые могут раскатывать в этих нарядных фаэтонах?»
Дразнящие городские запахи щекотали ему ноздри. Он заглядывал в магазины, глазел на многоцветные ткани и, рассматривая собственную одежду, вздыхал: «Ведь есть же счастливчики, что шьют себе брюки из добротного сукна, вот такого, как в этой витрине…»
И Алты решил: как наступит лето, он опять наймется на работу к какому-нибудь баю, купит дорогое сукно и сошьет себе брюки. Приятели лопнут от зависти! И чокай добудет новые. Нет, к черту чокаи, он приобретет черные блестящие сапоги со скрипом, а на голову водрузит мохнатую папаху. И все будут звать его не Алты Карли, а Алты-хан!
Он вновь критически оглядел себя и вздохнул: «Эх, размечтался! На плешивой голове волосам не вырасти».
Алты шагал посередине мостовой: не знал, что в городе полагалось ходить по тротуарам. Встречные экипажи объезжали его, возницы смеялись. Все здесь изумляло и пугало Алты. Заметив человека в форменной фуражке, мальчик боязливо обходил его стороной.
Вдруг на одном из углов он увидел продавца, весело расхваливающего свой товар:
— Халва кунжутная! Халва ореховая! Халва волокнистая! Сладкая, дешевая, во рту тает, налетай, хватай! Слаще лакомства нет — не жалей монет! Хочешь стать хакимом не во сне, а наяву — покупай халву!
На лотке перед продавцом манящими горками высилась халва разных сортов. Алты вспомнил о той, которую покупал ему брат. Ах, до чего же она была сладкая, пальчики оближешь! Он стоял как завороженный возле лотка, не в силах оторвать глаз от халвы. Но денег у него не было…
Алты зажмурил глаза и поспешил прочь от лотка, но, не пройдя и нескольких шагов, вернулся. Небрежно спросил у продавца:
— Хозяин, почем халва?
— Один фунт — двадцать копеек.
Алты не представлял себе, много ли халвы в одном фунте, и задал вопрос по-иному:
— Ты скажи, сколько надо заплатить, чтобы наесться твоей халвы досыта?
Кто-то, однако, уже успел испортить продавцу настроение, он был зол и грубо рявкнул:
— А ну, убирайся отсюда!
Алты округлил глаза, разыгрывая преувеличенное удивление и обиду:
— Ты чего бранишься? Что я тебе сделал плохого?
— Ты-то? Ты тут ни при чем!
— А кто при чем?
— Так… одна скотина.
— Какая скотина?
Продавец сморщился, как от зубной боли:
— Ну что пристал? Сказано тебе, фунт халвы стоит двадцать копеек. Хочешь — бери, не хочешь — ступай своей дорогой и не морочь мне голову.