— Не продуманный. Вир любит этого тупого гуся-переростка, и если он умрет, Вир перекинется и сожжет всё дотла, нас всех арестуют и, возможно, съедят, как и… половину города. Наверное, мне следовало сказать последнюю часть первой, потому что это самая важная часть, но… знаешь… я не хочу сесть в тюрьму оборотней, если могу этого избежать. — Он ослепительно улыбнулся. — Я слышал, еда там отстойная.
— Бананов нет? — дразнила она.
— О, у нее есть в запасе шутки про обезьян.
После того, как Кендис великолепно сделала реверанс, Торрен сделал то, что её шокировало. Он взъерошил ей волосы и осторожно толкнул её.
— Ты будешь меня раздражать. Я уже точно могу это сказать.
Он побрел прочь, но то, как он это сказал, заставило её улыбнуться. В его голосе была нежность. Или, может быть, игривость. И когда он повернулся и одарил её улыбкой через плечо, что-то электрическое щелкнуло внутри неё и заставило её резко выдохнуть.
Торрен отступил назад и провёл кокетливым взглядом вниз, а затем снова вверх по её телу.
— Ты идёшь?
— Только если ты меня заставишь.
— Заставить тебя кончить (прим. в англ. «идти» и «кончить» одно слово)? — спросил он, его улыбка становилась всё ярче, а глаза сверкали озорством. — Я бы совратил тебя и испортил так, что ты никого больше не захочешь. А этого ты не захочешь, Дикая кошечка. Ты же хочешь когда-нибудь смириться с посредственным сексом.
— Самоуверенно, — заметила она, следуя за ним шаг за шагом.
Торрен взглянул на свой член и кивнул.
— Ага. Большой и дерзкий.
— Ты будешь меня раздражать, — сказала она, украв его слова. — Я уже точно могу это сказать. — Кендис наклонилась, зачерпнула горсть снега, скатала его в шар и швырнула в него.
Торрен легко увернулся.
— Ты бросаешь, как стриптизерша.
— Боже мой, сколько раз ты собираешься поднимать эту тему?
Торрен легко наклонился и зачерпнул снег своей гигантской рукой, а затем сложил огромный снежный ком.
— Не менее дюжины раз в день. Вот как я собираюсь прогнать тебя, разве ты не знаешь? Позор тебе за твою позорную профессию.
— Ты грубиян, — сказала она, отпрыгивая от его снежного кома.
— Разве ты не слышала о гориллах? Мы худшие.
— Вы все засранцы?
— Каждый до последнего.
— Даже Конг?
Торрен перестал пятиться и нахмурился.
— Мой папа — единственный хороший оборотень-горилла.
Кендис грустно улыбнулась и призналась:
— Иногда мне кажется, что мой папа был единственным хорошим тигром.
Они стояли и смотрели друг на друга, ни один из них не прокомментировал того, в чем только что признался. Каждый заверял другого, что они ужасны. Что всё хорошее в их семье осталось в их отцах.
Торрен выпрямил спину и глубоко вдохнул.
— Пахнет ужином. Что ты пьешь? У нас есть дешевое пиво или вода из-под крана.
— В особняке нет дорогого вина? — спросила она.
Губа Торрена дернулась, но не от удовольствия. Это была не улыбка.
— Осмотри дом, когда войдёшь. Серьёзно осмотрись. Мы здесь не шикуем, Дикая Кошка. — Торрен перевел взгляд на снег, затем снова на мгновение посмотрел на неё, прежде чем развернуться и зашагать к закрытому заднему крыльцу.
Хах. Кендис последовала за ним и открыла дверь, которую Торрен с грохотом захлопнул за собой. И тогда она сделала, как он просил. Она действительно осмотрелась. На веранде было намного теплее, защищенном от ветра стенами с окнами, но стол представлял собой ни что иное, как дешевый раскладной карточный столик, рассчитанный на шестерых. Стулья были несовместимы с пластиковыми, а два из них были обмотаны скотчем на ножках. Синий холодильник, старый и поцарапанный, стоял рядом с грилем на углях, который в универсаме, вероятно, стоил тридцать баксов. Вир и Нокс забирали гамбургеры, а Невада расставляла поднос с помидорами, солеными огурцами и салатом. Сверху на каждом углу были прикреплены обогреватели, но ни один из них не был включен, и все были в куртках.
— Могу ли я помочь? — спросила она у Невады.
— Ага, можешь взять салфетки и нож для горчицы? — пробормотала она, начиная открывать приправы на столе. — Ой! И возьми клубнику?
— Конечно, — пробормотала Кендис, идя в кухню. Отсюда ей была виден зал, и она действительно прониклась им. Диван и двухместное кресло были красно-коричневыми и не сочетались друг с другом. Они были сделаны из рваной старой кожи с прорехами на некоторых сиденьях. Угловые столики выглядели так, будто их привезли из секонд-хенда, и не было ничего, что украшало бы стены или навес над каменным очагом. Кухня была красивой, с полированными гранитными столешницами и деревянными шкафами ручной работы. Но когда она открыла шкаф рядом с холодильником, там были пластиковые стаканчики из барбекю-ресторанов и бумажные тарелки.