Четыре выстрела прогремели один за другим, обратив в бегство полдюжины испанцев; остальные, однако, остались в зарослях высокой травы и продолжали отважно приближаться к лесу; некоторые уже добрались до опушки.
– Адское отродье! – Буттафуоко отбросил свою шляпу. – Теперь мы их не остановим.
– Испанцев?
– Если они пойдут сквозь заросли, ничей глаз не сможет рассмотреть их – и ни одна пуля в них не попадет. Что они намерены делать? Изжарить нас? – Он обернулся к гасконцу, который спустился на один из самых нижних суков. – Сеньор солдат, займитесь-ка сворой, воющей прямо под нами. У вас должно остаться не менее шестидесяти зарядов.
– Надеюсь, что их больше, – ответил гасконец, отличавшийся великолепным умением сохранять хладнокровие.
– Так как авангард оставил вас не у дел, перестреляйте этих чертовых мастифов.
– Предпочел бы уничтожать людей, – возразил Баррехо.
– Но они-то как раз представляют меньшую угрозу! Я же доверил вам более трудную задачу.
– Почетный пост, – рассмеялся Мендоса.
– Как-никак, – ответил гасконец. – Если эти твари опаснее людей, берусь сделать из них гигантскую яичницу.
Он поднял заряженную аркебузу и, хорошенько прицелившись, уложил самого большого пса, размозжив ему голову.
– Один есть! – сказал он. – Этот уже не будет кусать мои икры.
Пока гасконец управлялся с лаявшими во все горло вокруг дерева мастифами, которым не терпелось пронзить своими ужасными зубами плоть беглецов, Буттафуоко, граф и Мендоса не прекращали вести огонь, время от времени стреляя наобум по солдатам, скрывшимся уже в лесу. А героические солдаты старой Испании, не припадая к земле под этим непрекращающимся ружейным огнем, подвергавшим недюжинному испытанию их храбрость, не переставали приближаться; они были полны решимости добраться до огромного хлопкового дерева и схватиться врукопашную. Учитывая их численность, они были уверены, что легко справятся с противником.
Однако они имели дело с людьми, готовыми дорого продать свои жизни.
Гасконец продолжал уничтожать собак, а в это время Буттафуоко, наскоро переговорив с графом, приказал Мендосе прекратить огонь.
– Надо спускаться и попытаться пройти через болота, – сказал буканьер.
– Разве мы сможем прорвать железное кольцо, которое сжимается вокруг нас? – спросил сеньор ди Вентимилья.
– Если всем вместе неожиданно выстрелить, то откроется вполне достаточный проход.
– А после?
– Мы пойдем через болота.
– Мне говорили, что в этих болотах есть банки зыбучих песков.
– Они мне известны.
– А собаки?
– Ваш товарищ бьет по ним с удивительным мастерством. Еще несколько минут – и под нами больше не останется ни одного мастифа… О, вот чего я боялся!
Зловещая вспышка сверкнула недалеко от дерева, потом к стволу бомбакса швырнули вязанку хвороста, прогнав пять или шесть собак, укрывавшихся от выстрелов гасконца.
Сразу же вверх пошел плотный, удушающий дым, вызывавший у осажденных жестокий кашель и слезы.
– Перечное дерево! – крикнул Буттафуоко. – На землю, друзья, иначе мы погибнем! Отставьте аркебузы и приготовьтесь поработать шпагами. Вниз!
В это время возле дерева упала вторая вязанка, тоже состоявшая из веток красного кайенского перца, дававшего прямо-таки адский дым.
– Аркебузы заряжены? – спросил готовившийся к прыжку Буттафуоко.
– Да!
– Вниз! И шпаги в руки!
Вся четверка спустилась на землю.
Огромный мастиф бросился на буканьера, пытаясь достать до горла, но охотник ожидал нечто подобное; он с удивительной легкостью отскочил назад, схватил ружье за ствол и раздробил собаке череп, нанеся сильный удар прикладом.
Не лучшая судьба ждала двух других псов, бросившихся на графа и гасконца. Два молниеносных выпада шпагой – и оба мастифа рухнули на землю с перерезанным горлом.
– Огонь по солдатам! – приказал буканьер.
Испанцы уже подбегали с алебардами наперевес, крича во весь голос:
– Сдавайтесь! Вы арестованы!
В ответ раздались четыре ружейных выстрела; воспользовавшись замешательством осаждавших, буканьер и его товарищи пустились во весь дух к лесной опушке, пытаясь добраться до болот.
Гасконец, обладавший более длинными ногами да к тому же весь состоявший из мускулов и сухожилий, мчался, словно снаряд. Хуже всех, пожалуй, пришлось Мендосе, хотя отстал он ненамного.
Испанцы пустились за ними, крича что-то неразборчивое и науськивая двух оставшихся у них собак.