Он схватил огромный ключ, висевший на гвозде, и открыл тяжелую створку ворот, обитую железом, потом провел корсаров через узкий проход, проделанный в толще массивного бастиона.
— Вот вам и чистое поле, — сказал алебардщик, открывая еще одну дверь. — Вы позволите немного проводить вас?
— Я сказал вам, что мы не боимся, — ответил ему граф.
— Не сомневаюсь в этом, сеньор, но что вы хотите? Мне необыкновенно нравится ваша компания.
— Надеюсь, вы не собираетесь наблюдать за нами? — вмешался Мендоса.
— Не обижайте гасконцев!.. Мы не привыкли лгать.
— Тогда идите, — согласился граф. — Вы можете дать нам кое-какую ценную информацию.
— Я в вашем полном распоряжении, господин граф, — сказал гасконец.
— Вы могли бы, например, рассказать нам, где мы сможем достать лошадей.
— Примерно в полумиле отсюда есть корраль;[21] он находится возле крупного поместья. Если у вас еще остались эти красивые дублоны, вы можете там накупить столько лошадей, сколько захотите.
— Наши кошельки еще достаточно толстые, несмотря на мои траты.
— Я отведу вас туда.
— А если ваши приятели, не дождавшись вашего возвращения, поднимут тревогу?
— Да пусть они идут к черту! — сказал Баррехо, пожав плечами. — Разве не могу я ночью пойти погулять и проводить людей, присланных его превосходительством губернатором?
— А ведь в самом деле! — рассмеялся граф. — Мы же очень важные персоны.
— Которые тем не менее путешествуют без документов, — лукаво добавил гасконец.
— Они у нас всегда нацеплены на кончиках наших шпаг.
Солдат понял, на что намекает граф, и, несмотря на свое гасконское происхождение, почел за благо прекратить разговор.
Они шли вперед по дорожке, окаймленной великолепными агавами, волокнистыми растениями, из которых получают эластичные и тонкие нити, а из листьев агав индейцы гонят брагу под названием «пульке», напиток очень пенистый и очень приятный. А за этой огромной изгородью простирались огромные плантации сахарного тростника и кофе, самые главные богатства этого плодороднейшего острова.
Во мраке над полями летали рои светящихся мух,[22] насекомых, излучающих свет намного более сильный, чем дают наши светляки, а в бороздках плантаций или вокруг прудов рокотали желто-черные жабы с рогатыми отростками и посвистывали тысячи и тысячи лягушек.
Трое мужчин шли в тишине около четверти часа, освещая путь фонарем; потом, когда дошли до развилки дорог, гасконец остановился.
— Вы нас покидаете? — спросил граф.
— Это зависит от вас, сеньор, — ответил солдат.
— Что вы хотите сказать?
— Господин граф, я — порядочный человек, младший отпрыск дворянского рода из Гаскони. Вот. Вы знаете, что в моих краях все в той или иной степени благородного происхождения, хотя все бедны; бедны, потому что наши отцы не оставили нам другого наследства, кроме шпаги и фехтовальной школы.
— Что из этого следует, сеньор Баррехо?
— Я хотел бы знать, кто вы и почему вы бежали из Сан-Доминго в то самое время, когда был отдан приказ препятствовать выходу любого горожанина.
Граф несколько мгновений молчал, рассматривая солдата, потом сказал:
— Держу пари, что вы это уже знаете.
— Возможно.
— Я — капитан фрегата, вошедшего в порт вчера утром; два часа назад его обстреляли испанцы.
— Флибустьер, не так ли?
— Вы очень проницательны, сеньор Баррехо. Теперь вы вернетесь и, разумеется, предупредите губернатора.
— Я? — возмутился гасконец. — Предам вас? Никогда! Мы же люди чести.
— В таком случае я удовлетворил ваше любопытство.
— Сеньор граф, а если я сделаю вам некое предложение?
— Говорите.
— Мы, гасконцы, рождены для войны, мы не любим, чтобы ржавели в бездействии наши шпаги. Моя уже два года спит в ножнах здесь, в Сан-Доминго; кажется, она уже позабыла, как из них выйти. Хотите взять меня на службу? У флибустьеров всегда случается оказия размять руки.
— Но и найти легкую смерть! — добавил Мендоса.
— Мне тридцать два года, и я достаточно пожил, — возразил гасконец. — Берете меня, сеньор граф? Клянусь, что на мой клинок можно положиться.
— А кроме того, вы избавите его от страшной скуки, — не унимался Мендоса, которому пришелся по душе этот буян.
— Идет! — решился сеньор ди Вентимилья. — Храбрый солдат не будет лишним на моем корабле.
— Вы же не испанец, а значит, можете перейти к неприятелю, — сказал Мендоса.
— Я только наемник и никто иной, а в качестве такового могу предложить свою руку и шпагу всякому, кто мне больше понравится.